Возникновение консерватизма как западноевропейского, так и русского, непредставимо без влияния Жозефа де Местра (1753 – 1821), одного из родоначальников европейского консерватизма, блистательного интеллектуала, «пламенного реакционера» (так его окрестил Бердяев в «Новом Средневековье»), «Вольтера реакции» , одного из самых радикальных критиков Революции и демократического общества. Он родился в городе Шамбери в Савойе в аристократической семье. Начальное образование де Местр получил в Коллегии иезуитов. Окончив в 1774 г. Туринский университет, где изучал право, де Местр становится советником Сената Савойи, а в 1788 г. – сенатором. Будущий католик-ультрамонтан, непоколебимо убежденный в приоритете власти папы над светской властью одно время состоял в масонской ложе и был либеральным католиком . В масонской ложе де Местр достиг степени «Благодетельного Рыцаря Святого Града» . В 1796 г. он издал принесшую ему европейскую известность книгу «Размышления о французской революции», ставшей классикой консервативной мысли.
Когда французские революционные войска заняли Савойю, де Местр переехал в Сардинию, где в 1800 г. получил должность канцлера. В мае 1803 г. он приехал в Петербург в качестве посланника сардинского короля. Жозеф де Местр пользовался весьма большим влиянием при императорском дворе и принимал самое активное участие в некоторых политических инициативах Александра I. Именно в России были созданы его основные сочинения: «Санкт-Петербургские вечера» и «Петербургские письма». Светская проповедь ультрамонтанства де Местра пользовалась большим успехом у части русского высшего общества. К примеру, известный мемуарист С.П. Жихарев записывал в дневнике: «Граф Местр точно должен быть великий мыслитель; о чем бы ни говорил он, все очень занимательно, и всякое замечание его так и врезывается в память, потому что заключает в себе идею, и сверх того, идею прекрасно выраженную» . Де Местр был частым гостем салонов С.С. Уварова , В.П. Кочубея, графа А.К. Разумовского, дружил с адмиралом П.В. Чичаговым; известны его посещения православно-консервативной «Беседы любителей русского слова», возглавляемой А.С. Шишковым и Г.Р. Державиным. По мнению видного историка В.С. Парсамова, в интеллектуальной жизни русского общества начала XIX в. Жозеф де Местр сыграл исключительную роль. Благодаря его проповеди «Россия становится своеобразным центром не просто антиреволюционных, но еще и католических идей» . Свою роль де Местр сыграл и в становлении русского консерватизма. Ранние русские консерваторы разделяли те основные ценности, которые были характерны и для их западноевропейских единомышленников, ставивших своей целью защиту и актуализацию позитивных традиций и ценностей идеализированного традиционного общества, прежде всего сильной централизованной монархической власти и религии. Русский консерватизм в этом отношении типологически был близок западноевропейскому, поскольку обладал теми же основными чертами, такими как опора на Традицию, понимание неравенства и иерархии как естественного состояния общества, отрицание революционных методов переустройства общества, борьба с идеями Просвещения, убежденность в том, что для общества необходима монополия благородного сословия и церкви на обсуждение и толкование важнейших социальных и нравственных проблем; именно высшие сословия обязаны поддерживать охранительные принципы и государственные идеи.
Одной из главных причин появление на свет русского консерватизма была патриотическая реакция на галломанию, страсть к подражанию и заимствованию всего французского, не только языка, но и идей, привычек, мод и пр., которая, как лесной пожар, охватила дворянское общество в конце XVIII-начале XIX века. Консерваторам вроде А.С. Шишкова, Ф.В. Ростопчина галломания представлялась тем идейным злом, в котором оказались как бы сфокусированы все угрозы, которые несла с собой Французская революция и наполеоновская агрессия. Следует отметить, что консервативно настроенные иностранцы осуждали галломанию едва ли не в более резких выражениях, нежели их русские единомышленники. Так, де Местр по этому поводу писал: «У меня нет слов описать вам французское влияние в сей стране. Гений Франции оседлал гения России буквально так, как человек обуздывает лошадь» . Этот факт расценивался им крайне негативно, поскольку «российская цивилизация по времени совпала с эпохой максимального развращения человеческого духа (имеется ввиду распространение идей Просвещения и Великая Французская революция – А.М.), и множество обстоятельств <…> пришли в соединение и, так сказать, смешали русский народ с народом, который одновременно был самым ужасным орудием и самой жалкой жертвой этого развращения. <…> Ужасная литература XVIII века сразу, без какой-либо подготовки проникла в Россию, и на первых уроках французского языка, который услышало русское ухо, звучали слова богохульства» . В широком распространении подобного рода настроений де Местр обвинял русских западников, начиная с Петра I. «Я ставлю в вину вашему Петру I величайший грех – неуважение к своей нации» . Впрочем, с точки зрения сардинца у Петра были грехи с пострашнее: «Вообще же страна сия отдана иностранцам, и вырваться из их рук можно лишь посредством революции. Повинен в этом Петр, коего именуют великим, но который на самом деле был убийцей своей нации. Он не только презирал и оскорблял ее, но научил и ненавидеть самое себя. Отняв собственные обычаи, нравы, характер и религию, он отдал ее под иго чужеземных шарлатанов и сделал игрушкою нескончаемых перемен» . Скорее всего, де Местр нарочито несколько сгущал краски, перенося на петровские реформы свою ненависть к протестантской Европе, на которую, как он считал, ориентировался Петр .
Де Местр провел в России 14 лет, с 1803 по 1817 гг. и оказал существенное влияние на политику Министерства народного просвещения, резко критикуя российскую систему образования и воспитания, проникнутую, с его точки зрения, духом галломании и примитивного подражательства западноевропейским образцам. Он усматривал крайнюю опасность для государства российского в существовании того слоя, который возник в результате влияния модных западноевропейских идей и который значительно позже Солженицын назвал «образованщиной». Полуобразованные дворяне-галломаны представляли по сути подрывной элемент, как минимум, преисполненный оппозиционного духа и воинствующего аморализма: «Умы их извращены и преисполнены гордыни, им родина опротивела, они вечно порицают правительство, преклоняются перед иностранными вкусами, модами и языками и готовы ниспровергнуть все то, что презирают, т.е. все на свете. Другое страшное последствие, вытекающее из этой научной мании, заключается в том, что правительство, нуждаясь для осуществления ее в профессорах, постоянно принуждено обращаться за ними в иностранные государства; а так как люди истинно-образованные и нравственные редко оставляют свое отечество, где их почитают и награждают, то одни только люди посредственные, и к тому же не только развратные, но и совершенно испорченные являются на Север предлагать за деньги свою мнимую ученость. Особенно теперь Россия ежедневно покрывается этою пеною, которую выбрасывают на нее политические бури соседних стран. Перебежчики эти приносят сюда одну наглость и пороки. Не имея ни любви, ни уважения к стране, без связей домашних, гражданских или религиозных, они смеются над теми непрозорливыми русскими, которые поручают им все, что есть дорогого у них на свете, они спешат набрать довольно золота, чтобы привольно зажить в другом месте, и, обманув общественное мнение кое-какими публичными опытами, которые истинным судьям представляются жалкими образцами невежества, возвращаются на родину, чтобы издеваться над Россиею в дрянных книжонках, которые Россия еще покупает у этих же бездельников, – пожалуй, даже переводит. Теперешнее положение тем более опасно, что, благодаря крайне прискорбному предрассудку, в России негласно принято смотреть на нравственность, как на нечто совершенно отдельное и независимое от преподавания, так что, например, если сюда приезжает преподаватель физики или греческого языка, всем известный за человека развратного или атеиста, весьма часто услышим: что имеет это общего с физикою или греческим языком. Таким образом сюда попадает сор Европы, и несчастная Россия дорого платит сонмищу иностранцев, исключительно занятому ее порчею» . Рассуждая таким образом, де Местр безусловно становился идейным союзником русских консерваторов, борцов с иностранным влиянием и галломанией.
|
Де Местр, как и Шишков с Ростопчиным, призывал «подвергать самому тщательному досмотру иностранцев (особенно немцев и вообще протестантов), прибывающих в эту страну для обучения молодежи, независимо от того, что они собираются преподавать, и считать почти несомненным, что из ста человек такого толка по меньшей мере в девяноста девяти случаях государство совершает для себя пагубное приобретение, потому что всякий, у кого есть семья, собственность, устоявшийся склад характера и определенная репутация, не поедет в чужую страну, а останется у себя дома» .
Консерваторы добились частичной реализации своих требований. Так 25 мая 1811 г. был издан указ «О частных пансионах», в котором заявлялось, что «дворянство, подпора государства, возрастает нередко под надзором людей, одною собственною корыстию занятых, презирающих все отечественное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний» и «следуя дворянству, и другие состояния готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках иностранцев». Указ предписывал директорам училищ испытывать нравственные качества содержателей пансионов и требовать от них и учителей знания русского языка. Преподавание должно было вестись исключительно на русском языке . В начале 1812 г. вышло «Мнение министра народного просвещения относительно домашних иностранных учителей», т.е. распоряжение о том, что учителям-иностранцам нужно было теперь получать в российских начальных училищах письменные свидетельства о своих способностях и знаниях .
Определенное единство взглядов православных консерваторов и де Местр привело к тому, что он сознательно периодически искал контакты с консервативной «русской партией». Известно, что он посещал заседания шишковско-державинской «Беседы любителей русского слова» и бывал в знаменитом тверской салон великой княгини Екатерины Павловны – официального лидера консервативной «русской партии» при дворе. Вероятно, эти контакты были обусловлены необходимостью совместной борьбы с влиятельной «французской партией», лидером которой считался известный либеральный реформатор М.М. Сперанский. К примеру, историк М.Я. Морошкин отмечал: «Если Ростопчин и партия его видели в Сперанском якобинца, то когорта деместровская смотрела на него, как на иллюмината, проникнутого новым духом, враждебным церкви и престолу» .
Свою оценку Сперанского де Местр высказал в письме к сардинскому королю Виктору Эммануилу I 28 августа (9 сентября) 1811 г. Главными обвинениями в адрес Сперанского были «низкое» социальное происхождение, шпионаж в пользу Франции, приверженность к конституции и принадлежность к масонам: «Это человек умный, великий труженик, превосходно владеющий пером; все сии качества совершенно бесспорны. Но он сын священника, что означает здесь принадлежность к последнему классу свободных людей, а именно оттуда и берутся, вполне естественно, внедрители всяких новшеств. Он сопровождал Императора в Эрфурт и там снюхался с Талейраном; кое-кто полагает, что он ведет с ним переписку. Все дела его управления пронизаны новомодными идеями, а паче всего – склонностью к конституционным законам<…> Должен признаться в крайнем своем недоверии к государственному секретарю <…> Ваше Величество не должен даже на мгновение сомневаться в существовании весьма влиятельной секты, которая уже давно поклялась низвергнуть все троны и с адской ловкостью использует для сего самих государей» .
В конечном итоге в результате закулисной борьбы с участием самых различных «фракций» Сперанский был отправлен в опалу в марте 1812 г., что резко усилило позиции как «русской партии», так и де Местра. Еще в феврале 1812 г. последнему было сделано предложение редактировать все официальные документы, публикуемые от царского имени, ему было передано 20 тысяч рублей от имени императора на необходимые расходы «для подготовки и проведения своих замыслов». 5 марта канцлер Н.П. Румянцев объявил де Местру, что император имеет на него виды в предстоящей войне, что он хотел бы его пригласить на русскую службу и что он согласен послать фельдъегеря за семьей Местра. В тот же день вечером Местр был на квартире у Н.А. Толстого, обер-гофмаршала, президента придворной конторы, который руководил придворной жизнью и церемониями во времена Александра I, и имел с ним разговор о предстоящей войне и вопросах командования. Во время разговора в квартире тайно присутствовал царь. В конце беседы он заменил Толстого и переговорил с Местром об его предстоящей редакторской работе. По поводу всех сделанных ему предложений Местр, однако, твердо решил, что службы сардинского короля он не покинет. Об этом он объявил Румянцеву, не отказываясь в то же время от исполнения поручений Александра. В тот же день последовала давно решенная ссылка Сперанского . Поскольку де Местр отказался перейти на русскую службу, заявив Александру I, что долг перед сардинским королем не позволяет ему дать «подписку о неразглашении» той секретной информации, которую может принести ему новое положение, это привело, в конце концов, к охлаждению Александра в его отношениях к сардинскому посланнику. Фавор в статусе личного секретаря государя не продлился и четырех месяцев . Политическая роль де Местра в России была к тому времени в основном сыграна. 9 апреля 1812 г. произошло назначение А.С. Шишкова государственным секретарем, а 29 мая 1812 г. другой лидер «русской партии», Ф.В. Ростопчин, был произведен в генералы от инфантерии и вслед за тем состоялось его назначение московским генерал-губернатором. Ему был также дарован титул Московского главнокомандующего.
Политические и идейные новшества, внедряемые в Российской империи после Отечественной войны 1812 г. и военных походов русской армии на Запад, в частности, религиозный эксперимент Александра I и А.Н. Голицына по созданию «общехристианского государства» по западноевропейским лекалам, почерпнутым из трактатов протестантских мистиков и масонов, привели к тому, что католическая версия консерватизма, развиваемая и отстаиваемая Ж. де Местром, оказалась неприемлемой для самодержавной власти. Ультрамонтаны в принципе не могли принять экуменизм и мистицизм. Как писал А.Н. Шебунин: «идеологи реакции (Жозеф де Местр, Бональд, Ламенне) относились резко отрицательно к мистикам и идеологии Священного Союза и в библейском обществе видели покровительство опасным сектам, религиозному разномыслию и т.п.» . Под тем предлогом, что прозелитизм де Местра зашел слишком далеко и что среди петербургской аристократии многие обратились в католичество (включая молодого князя А.Ф. Голицына, племянника обер-прокурора Св. Синода), иезуитам было приказано покинуть обе столицы, а де Местра выслали из Петербурга в мае 1817 г. за границу. В 1820 г. иезуиты окончательно были изгнаны из России, а в 1821 г. Ж. де Местр скончался в Турине. Таким образом, непосредственное влияние одного из основоположников европейской консервативной мысли на становление русского консерватизма прекратилось еще в 1817 г. Последовавший в 1822-1824 гг. отказ от религиозного экуменического эксперимента был следствием победы консервативной «русской партии», которая надолго заблокировала процесс рецепции иноконфессиональных консервативных западных доктрин. С 1824 г. монархическая власть более не ставила под сомнение статуса православия как господствующей религии, а русский консерватизм отныне базировался исключительно на православии.
Дегтярева М.И. Два кандидата на роль государственного идеолога: Ж. де Местр и Н.М.Карамзин // Исторические метаморфозы консерватизма. Пермь. 1998. С. 65-66.
ОР РНБ. Ф. 849 (Шебунин А. Н.). Д. 91. Л.9-10.
Мэстр (cornte de Maistre) Жозеф Мари де, граф (1754-1821), французский писатель и пьемонтский государственный деятель. Происходил из переселившейся (в 17 в.) в Савойю ветви лангедокского графского рода; отец его был президентом савойского сената и управляющим государственными имуществами. Жозеф де Мэстр старший из 10 детей был воспитан иезуитами. В дальнейшем изучал право в Туринском университете, испытал влияние идей Руссо и высказывался по различным вопросам в либеральном смысле. В 1788 он был назначен сенатором. Французская революция, скоро захватившая Савойю, произвела на Мэстра большое впечатление. Это выразилось уже в первом его значительном произведении: "Considerations sur la Revolution francaise" ("Размышления о Французской революции") (Neuchatel, 1796). Cogordan, "Joseph de Maistre" (1894)
Однако придворные интриги в столице Сардинского королевства Турине помешали ему стать президентом сената.
В 1792 г. Савойя была аннексирована революционной Францией, и де Местр, отказавшись принести присягу новому правительству, покидает страну. В 1799 г. его назначают канцлером Сардинского королевства, а в 1803 г. в качестве посланника сардинского короля он едет в Россию.
Основную часть своих произведений де Местр написал в Петербурге, где провел 15 лет фактически на положении изгнанника.
Представитель континентально-европейской традиции классического консерватизма, у истоков которой стоял такой французский мыслитель, как Ж. де Местр, в полной мере, дал оценку работе своего предтечи, его политическую чутье и мудрость. Вместе с тем этот автор внес значительный вклад в развитие и дальнейшее развитие антропологических воззрений европейского политического консерватизма, придав им новизну конфигурации и звучания.
Ж. де Местр расширяет идеи Э. Берка, прежде всего, в геополитическом смысле, выводя борьбу с революционной идеологией за пределы чисто английской традиции, хотя последняя, всегда оставалась для французского идеолога наглядным примером благополучной и уравновешенной политики. Французская революции 1789 г. для Ж. де Местра была явлением неоднозначным и сошедшим как мессия, распространяясь истине вселенским масштабом. Французский мыслитель имел ряд единомышленников-современников, разделявших с ним осознание прихода 1789 год как начало новой эры, новой эпохи мира, как Сен-Мартен, Ж. де Сталь, Балланш, Шатобриан. "В течение долгого времени мы принимали ее за событие. Мы заблуждались: это эпоха" Maistre J., de . Discours а M-me la Marquise de Costa // Maistre J. de . Oeuvres Сomplйtes. T. 1-14. Lyon, 1884-1886. T. VII. P. 273. , - отзывался он по этому поводу.
Однако Ж. де Местр по сравнению с Э. Берком философ категорически не позволял себе замкнуться в пределах политического. Он бредил мыслями осуществления политических идей своего предшественника в более глобальные религиозно-философские рамки, которые, по - мнению само Местра, только и могут обосновать и одновременно оправдать его собственную политическую теорию, придав ей надлежащую глубину: "Против этой революции, этой "падали", этой матери всякого зла, Берк собрал с яростью все положительные аргументы, которые могла внушить великому уму, английскому кроме того, традиционная концепция общества.Ж. де Местр точно их возобновляет, но усиливает религиозной или даже мистической демонстрацией" Chevallier J. - J. Grandes oeuvres politiques, de Machiavel а nos jours. P., 1954. P. 84. .
Считая, что революция - это дело Божественного Провидения, мыслитель формулирует ряд глубоких и вместительных выводов. Он, в частности, касается такого вопроса: или можно видеть в революции кару, когда, очевидно, пострадали и невиновные? Ответ на это хоть и суровая, однако же, и не лишена справедливости: "безвинных жертв меньше, чем нам кажется. Нельзя считать невиновными тех, кто разрушил религиозную веру народа, кто с помощью софизмов посягал на основы государственного устройства. Или, может, незаслуженно гибли на эшафоты ученые, что засевали революционные, безбожные идеи? Удивительно надеяться, или Провидения переглянулось бы над преступником только потому, что он вельможный, знаменитый и ученый, когда в самый раз через эту свою ученость он наиболее и виноватый.".
Кроме этого французский теоретик отмечает, что наши, человеческие, оценки совсем не абсолютные, что мы неважно знаем толк в вопросе добра и зла потому, что подавленные тысячами условностями и пересудами, осуждаем потасовку на ножах, но признаем почетной е благородной дуэль на шпагах. И для него ясная вещь, которая у Провидения другие мерки для человеческих действий.
"Мы затрагиваем в наших оценках лишь поверхности явлений и не распознаем за прекрасными словами о благе народа, о свободе и т.д., тайных, иногда очень низких мотивов, известных божеству. В конце концов, нельзя ограничивать круг виновников революции только теми, которые себя чем-то оказали. Те, кто не желал революции, все, кто поддержал ее своей пассивностью, тоже виновные, тоже заслужили наказания".
Жозеф де Местр убежден в том, что виновником революции является весь французский народ, потому что посягнул на суверенную власть, на ее носителя. За бунт, который завершился цареубийством, французы понесут тяжелую ответственность: “убийцы станут защищать себя, выполняя неизвестную для них волю Провидения”. Интересно, что эти слова, сказанные де Местром в начале революции, оказались, как известно, пророческими. Позже он опять возвращается к этой теме: революция - это всем наказание.
Обосновав сущность философской революции XVIII в., известной нам - философии Просвещения, в подготовке революции политической, Ж. де Местр полагал, новая философия должна опираться на утраченное социально-политическое равновесие, восстановив которое мы вернем истинной смысл религиозным, философским и антропологическим принципам, которые и были рождены данной новой философией. Эти обстоятельства заставляют французского мыслителя двигаться все глубже в стихии политической мысли, что приводит его в итоге к написанию глубоко философских "Санкт-Петербургских вечеров" и трактата "О папе". Данный труд выражал следующее: "человечество в первые годы своего существования находилось на более высоком уровне развития цивилизации, чем в настоящее время: тогда как большая часть его в целом сохранила основные линии своего "золотого" века всезнания, те группы людей, которых называют "дикарями", были наказаны физической, моральной и социальной деградацией за грехи своих предков". Берк Э. Размышления о революции во Франции. М., 1993.С. 126
Ж. де Местра стремился вместе с тем разрушить и гипотезы естественного состояния, и общественного договора, утверждая социальную природу человека и естественный нрав общества. Общество для Ж. де Местра - это естественное явление, возникшее практически с человеком и являющееся следствием тех же элементов, которые составляют природу человека: "…природное состояние человека было тем, чем оно является сегодня и тем, чем оно было всегда, т.е. социальным" Maistre J., de . Etude sur la Souverainetй // O. C. T.I. P. 321. Изучение о Суверенитете. Для обоснования своего тезиса о социальной природе человека французский мыслитель апеллировал к самым разнообразным аргументам. Так в работе "Рассуждения о суверенитете" он вновь утверждает аристотелевскую идею "человек по природе своей есть существо политическое" и не скрывает в дальнейшем античных источников своей мысли: "Итак, сделаем все же вывод, как Марк Аврелий: "…человек социален, потому что он разумен" Maistre J., de . Examen d"un ecrit de J. - J. Rousseau… // O. C. T. VII. P. 556. .
Мыслитель считает, что человеческая природа неотделимая от общества. Природа человека и общество образовывают единое целое, поскольку общество есть не простой совокупностью индивидуумов, а живым организмом, который формирует человеческую личность из отдельных желаний и инстинктов. Человеческая личность не может сформироваться без общества. Таким образом, консерватизм рассматривает общество как мистическое, загадочное. Возникновение общества имеет почти тайный характер. Выясняется, что общество не создается вследствие любого договора. Наоборот, консерватизм считает, что люди получают вечное общество в наследство из прошлого и должны сохранить его нетронутым для будущего.
Через это общество не подлежит социальным изменениям. Революции с их инструментальным подходом к человеку и общества осуждаются, потому что общество не может быть построено и перестроечное.
Разрушение существующего общества путем коренных изменений приводит к разрушению личности. Философ полагает, что человеческая личность формируется нациями, языком, культурой и государственными учреждениями. Поэтому это все должно храниться, потому что изменения будут иметь вредные для человека следствия.
Общество, согласно де Местра, имеет иерархическую структуру: от семьи до государства. Стабильность этой иерархии позволяет человеку найти свое место в жизни. Те, кто занимают высшие ступени, руководят теми, кто находится ниже. Неровность относительно последней высших должностей и власти полагает естественной и должны храниться.
Ж. де Местра постоянно повторяет определение человека, данное Плутархом, как орудия в руках Бога и подчеркивает, что именно Бог наделил человека социальной природой. Помимо того, для обоснования своих политических идей им активно использовался догмат о первородном грехе, который приобретал тем самым в его рассуждениях инструментальный смысл. Так, для доказательства того факта, что происхождение общества и происхождение политической власти выступают лишь как две стороны одного процесса, Ж. де Местр исходил из самой природы человека, который рождается зараженным первородным грехом: "…он развращен в своей сущности, и вследствие этого ему необходимо управление". В этом высказывании, рассматривающим общественное состояние и принцип власти как следствие природы человека.
Интересные суждения французского мыслителя относительно конституции. Каждый народ - это живой организм. И каждой нации присущие свои определяющие черты, свой характер, который обозначается на своей конституции. Относительно же происхождения конституций, то оно, как и происхождение старых династий, достигает глубины столетий, теряется в тьме времен Конституции зарождаются и завершаются в непостижимых потаённых человеческого жизни. Их создает самое Провидение. И, конечно, конституции якобинского Конвента или Директории не имеют до этого никакого отношения. Эти конституции годятся для всех народов и государств - от Китая до Женевы, то есть "не годятся нет для кого". Поэтому такие конституции, согласно выводам философа, целиком закономерно превращаются в лоскут бумаги.
Для Франции той времена республиканская форма правления для Ж. де Местра, была чем-то внешним. Она не имела корни в природе французского народа. Созданная во время войны, она должна была погибнуть только, чтобы настал мир. Такой была воля Провидения.
Антропологическая мрачность явилась для Ж. де Местра весомым аргументом не в пользу тесного союза религии и политики. Опираясь на идеи Э. Берка, мыслитель делает принцип религии как базы гражданского общества и основой политической системы, своеобразным ключом своей политической теории. Французский философ постоянно подчеркивал, что в данном случае не изобрел что-то новое в области политической теории и практики, а лишь пытался заново переосмыслить этот принцип, уже исторически опробованный, реабилитируя его в глазах современников и будущих поколений. Ибо, согласно Ж. де Местру, один из законов практической политики гласит, что никогда нельзя в политическом мире отпускать "узду", которая могла бы сдерживать человеческие страсти в отведенных им границах, не располагая для этого другим, более гибким, а следовательно, более эффективным средством.Ж. Де Местр был убежден, что и на современном ему этапе развития человечество не смогло обрести до сих пор более эффективного средства для компенсации определенных изъянов человеческой природы, чем религия: "Религия - единственное средство цивилизации" Maistre J., de . Essai sur le principe gйnйrateur des costitutions politiques et des autres institutions humaines. St. - Pйtersbourg, 1814. P. 53.
"Испытание по порождающему принципу политических конституций и других человеческих учреждений".
Ж. де Местр утверждал, что выдуманного либералами "человека вообще" не существует в реальности: "В мире же вовсе не существует человека вообще. В своей жизни я видел французов, итальянцев, русских и т.д.; благодаря Монтескье я даже знаю, что можно даже быть персиянином. Но решительно заявляю, что сочиненного вами человека я не встречал ни разу в своей жизни; а если он и существует, то мне об этом ничего неизвестно…" Maistre J., de . Considйratioh sur la France. Lyon, 1845. P. 88. Обращаясь к Франции.
Поэтому цель его философии политики - раскрыв законы политического мира, поставить человеческий разум в те границы, где он действительно обладает полезной, а не разрушительной силой. С точки зрения Ж. де Местра, для того, чтобы реализовался положительный потенциал человеческих возможностей в политическом мире, нужна вера, которую дают только религия и патриотизм вместе взятые. Только погруженный в национальную стихию, только вооруженный религиозными догмами и политической верой, основу которой составляют национальные традиции, индивидуальный разум способен на плодотворное политическое действие в рамках установленного свыше порядка.
Мэстр был противником нигилистического характера французской революции XVIII в., порывавшей с прошлым и его вековыми традициями культурного общежития людей. Оптимистическому взгляду просветителей на природу человека, разум и воля которого в состоянии перестроить общество на началах свободы, равенства и братства, консерваторы противопоставили идею об изначальном несовершенстве человеческой природы, в силу которого умозрительные проекты радикального переустройства общества обречены на неудачу, поскольку нарушают веками установленный (по божьей воле или в ходе исторического процесса) порядок вещей. Его неприятие капитализма и буржуазной демократии зиждилось на том, что общество, лишенное объединяющего всех идеала, духовного консенсуса, переставшее быть организмом и ставшее собранием отдельных распыленных индивидуумов, не может существовать, что ему грозят упадок и декаданс. Противостоявший негативному образу капиталистического буржуазного общества духовный идеал - "золотой век" консерваторов - вначале воплощался для них в прошлом, в институтах старого порядка; впоследствии он менял характер, становясь секулярным и националистическим, перемещался в будущее, которое должно восстановить связь с прошлым и его традициями, но на этот раз на новой - научной - основе.
Как идеолог старого порядка, опиравшегося на традицию Жозеф де Мэстр отвергал всякую внезапную перемену, разрыв преемственности; однако если для английского консерватора речь шла о возражении против реформ, до которых общество еще не "дозрело", то во Франции разрыв со старым порядком уже произошел. И возврат к прежним временам с течением времени рисовался уже не как спокойное возвращение к "естественной" традиции, но как новая "революция", нацеленная на создание послереволюционного порядка, который, в свою очередь, уже не мог быть простым восстановлением феодализма. Эта противоречивость "контрреволюционной" позиции, отрицавшей революцию в принципе, вполне отразилась в творчестве де Местра.
Яркий представитель фундаментального консерватизма - Жозеф де Местр был европейским аристократом, который, осмысляя плоды Реформации и наблюдая последствия Великой Французской Революции, пришел к выводу, что движение в направлении индивидуализма, прогрессизма, модернизации и либерализма, т.е. утверждение парадигмы Нового времени в философии и политике, является отрицательным и ошибочным направлением человеческой истории, и что ему необходимо противопоставить программу радикального возврата к старой системе ценностей - к сословному обществу, религии, корням европейской сакральной (монархически-клерикальной) системы. Так как "сакральные корни" для этой категории консерваторов были католическими, то за идеал бралась "благословенная эпоха Средневековья", феодальный порядок.
Это направление получило название "контрреволюция", и отправляясь от Де Местра оно шло к консерваторам более поздних эпох.
Крайне реакционные взгляды стали причиной изгнания де Местра из Франции, ему дал прибежище король Сардинии, чьим послом в России он и стал. Показательно, что один из основных программных трудов де Местра называется "Вечера в Санкт-Петербурге". Дугин А. Философия политики/ http: //www.arcto.ru/modules. php? name=News&file=article&sid=1188
Вариант консерватизма де Местра был охранительным, реставраторским и утопическим, то есть исходно идеологическим - он выступал за строго иерархическую структуру общества, где каждое сословие знает свое место и не вмешивается в дела вышестоящих инстанций.
МЕСТР, ЖОЗЕФ ДЕ (Maistre, Joseph de) (1753–1821), французский философ, писатель и политический деятель. Родился 1 апреля 1753 в Шамбери в патриархальной аристократической семье: его отец был президентом Сената королевства Сардинии и Савойи и управляющим государственным имуществом. Получил воспитание под руководством иезуитов. Учился в коллеже в Шамбери, прошел курс права в Туринском университете. В 1774, по окончании университета, служил в суде. В 1787 стал членом Сената Савойи. В молодости испытал влияние Руссо и Луи-Клода Сен-Мартена (следовательно, Якоба Бёме), в туринском свете был известен как либерал. Когда наполеоновские войска в 1792 заняли Савойю, эмигрировал в Сардинию; жил в бедности в Лозанне (Швейцария), где посещал салон мадам де Сталь .
Свои политические и философские взгляды Местр изложил в книге Размышления о Франции (Considérations sur la France , 1796), принесшей ему известность и поставившей его в один ряд с прославленными европейскими публицистами. Здесь изложена идея о провиденциальной роли Франции в судьбе человечества. Революцию (которую Местр называет «сатанинской») он рассматривал как испытание, посланное Франции – стране, которой он восхищался и чьим духовным сыном себя чувствовал, в наказание за попытку стать независимой от Бога (что выразилось в просветительской философии и в галликанстве). Франция, полагал Местр, должна понести возмездие, из которого человечество сможет выйти очищенным и улучшенным. Созданная якобинским правительством централизация послужит на пользу будущей монархии, реставрация которой неизбежна.
В 1800 Местр стал канцлером Сардинии, в 1803–1817 – полномочным министром-посланником сардинского короля Виктора-Эммануила при царском дворе в России, где написал свои основные сочинения: Опыт о движущем начале политических установлений (Essai sur le principe générateur des constitutions politiques et des autres institutions humaines , 1814); Санкт-Петербургские вечера, или Земное правление провидения (Les soirées de Saint-Petersbourg, ou le gouvernement temporel de la providence , 1821); О Папе (Du Pape , 1819), закончена в Турине; О галликанской церкви (De l"Eglise gallicane , 1821). Посмертно был издан его труд Рассмотрение философии Бэкона (Examen de la philosophie de Bacon , 1836). В 1817 Местр вернулся в Турин, где стал государственным секретарем Сардинского королевства.
В философии Местр был, как и Бональд, сторонником концепции врожденных идей, истинность которых основана на их божественном происхождении и на «общем разуме», не подверженном, в отличие от разума индивидуального, заблуждениям. Мир, полагал он, движется Провидением, чьи законы недоступны разуму. Божественная справедливость, по Местру, не имеет ничего общего со справедливостью человеческой, что подтверждается опытом Французской революции, с ее безвинными жертвами. Законы Провидения не охватывают собой всей реальности, оставляя место вторжению случайности и человеческой свободе, в которой и лежит в конечном счете причина зла.
В политической философии Местра преобладало «органическое» понимание народа и государства, жизнь и деятельность которого, с его точки зрения, определяются в первую очередь традициями, религиозным чувством и церковным авторитетом. С этих позиций он резко критиковал концепцию социального договора; события революции, провозглашавшейся высшим достижением человеческого разума, наглядно продемонстрировали фиаско подобных идей, приведших к террору и хаосу. Социальный порядок был для Местра одним из непременных условий существования государства. В предельной форме эта мысль отразилась в прославлении на страницах Санкт-Петербургских вечеров палача как основы порядка в обществе. Сторонник абсолютной монархии и католицизма, Местр постепенно склонился к ультрамонтанству, к идее о том, что абсолютная власть над всеми народами земли принадлежит церкви и папе как наместнику Бога. Задолго до Первого Ватиканского собора Местр выдвинул идею непогрешимости папы. Концепция теократии изложена им в работах: О Папе и Письма об испанской инквизиции (Lettres sur l"Inquisition espagnole , 1838).
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке ModernLib.Ru
Эта же книга в других форматах
Приятного чтения!
Жозеф де Местр. РАСУЖДЕНИЯ О ФРАНЦИИ.
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ.
Впервые публикуя на русском языке работу Жозефа де Местра «Рассуждения о Франции» , издатели встретились с громадными трудностями этого предприятия, не всегда преодоленными ими. Дело не только в том, что «Рассуждения» создавались два века назад, в «подполье», содержат множество намеков, недосказанностей, понятных только его современникам, дело не только в неразработанности научного языка того времени, употреблении автором ряда ключевых терминов в непривычном для современного читателя смысле. Главная трудность все-таки состоит в другом - в почти полном отсутствии традиции перевода на русский трудов этого консервативного религиозного мыслителя. Конечно, предлагаемая работа Местра, как и другие, была известна просвещенной, думающей России, с ней были знакомы многие декабристы; ее читали, о ней размышляли П.Я. Чаадаев, Ф.И. Тютчев. Но на русский язык «Рассуждения», как и другие политико-философские произведения де Местра, так и не были переведены. В советское время серьезные исследователи творчества Жозефа де Местра, такие как Л.П. Карсавин, А.Н. Шебунин, подвергались репрессиям, уничтожались в лагерях.
Вот почему переводчики и редакторы опирались прежде всего на богатую традицию изучения творчества Местра на его родине. Достойным представителем этой традиции является профессор Савойского университета г-н Жан-Луи Дарсель. На основе авторской рукописи «Рассуждений» он скрупулезно и бережно подготовил их научное издание (Женева, (стр.6 >) «Эдисьон Слаткин», 1980). Публикация труда была воспроизведена в сборнике произведений, Жозефа де Местра, выпущенным в Париже к 200-летию Великой французской революции издательством «Пресс Юниверситэр де Франс». Русский перевод выполнен именно по данному тексту.
Мы пользуемся возможностью, чтобы поблагодарить г-на Дарселя и оба указанные издательства за разрешение перепечатать (с сокращениями) вступительную статью к сборнику, редакторские примечания и особенно фрагменты рукописи Местра, не вошедшие в окончательный текст книги, которые позволяют лучше понять ход мыслей автора, заглянуть в его творческую лабораторию.
В некоторых случаях переводчики попытались дать дополнительный справочный материал, особенно там, где Местр обращается к произведениям античных и других авторов. Их пассажи, как признает он сам, в ряде случаев цитируются по памяти, иногда пересказываются. Поэтому переводчики сочли уместным в нескольких местах привести, для сравнения, соответствующие тексты в прямых переводах с древнегреческого и латинского языков на русский. В книге указана принадлежность подстрочных примечаний Жозефу де Местру, а также русским переводчикам. Все остальные примечания сделаны Ж.-Л. Дарселем.
Очевидно, что издание основных теоретических произведений Жозефа де Местра на русском языке дело будущего. Оно предполагает создание определенного исследовательского «задела», а также устранение тех пробелов и односторонностей в изучении мировой политико-философской мысли, которые складывались в нашей стране многими десятилетиями. Если предлагаемое издание «Рассуждений о Франции» на русском языке хотя бы отчасти послужит решению этой задачи, значит труд переводчиков и редакторов не пропадет даром. (стр.7 >)
ОТ РЕДАКТОРА ФРАНЦУЗСКОГО ИЗДАНИЯ.
Dasne igitur nobis, Deorum immortalium natura, ratione, potestate, mente, numine, sive quod est aliud verbum quo planius significern quod volo, naturam omnern divitus regi? Nam si hoc non probas, a Deo nobis causa ordienda est potissimum.
Cic., De Leg., 1, 18Труд первоначально назывался Религиозные и моральные размышления о Франции . Винье дез Этоль в своих заметках по прочтении его посоветовал остановиться на названии: Размышления о Франции . Жозеф де Местр выбрал другое: Религиозные рассуждения о Франции .
На титульном листе рукописи имеется следующая помета:
«Г-н Малле дю Пан написал мне относительно этого названия: если вы оставите эпитет религиозные , никто вас не прочтет. Один из моих друзей (г-н барон Винье дез Этоль) заменил его словом моральные , но я отказался от всех определений. (стр.8 >)
Произведение было отпечатано по этой рукописи в Базеле, первый раз в издательстве Фош-Бореля. »
В рукописи первоначально имелось такое посвящение:
Господин,
Если у этого незначительного сочинения есть какое-то достоинство, то оно им целиком обязано Вам: при написании его я думал о том, что я должен буду Вам его представить, и я старался сделать его менее недостойным Вас. Вся моя печаль проистекает из-за невозможности украсить эти страницы вашим почтенным именем; мне было бы приятно воздать публично должное одному из тех редких людей, которые Промыслом Божиим время от времени ставятся на рубежах двух поколений; для чести одного и для наставления другого.
Я с уважением остаюсь, Господин, вашим покорнейшим и послушнейшим слугой.
Жозеф де Местр приписал далее: «Это посвящение было обращено к знаменитому бернскому поверенному Штейгеру. Некоторые политические соображения заставили опустить посвящение. После этого я почувствовал немалое облегчение; ибо в последней фразе были вычурность и неясность».
Посвящение было заменено Уведомлением Издателей , принадлежащим перу Жака Малле дю Пана, оригинал текста которого включен в рукопись: (стр.9 >)
«Благодаря случаю в наших руках оказалась рукопись Сочинения, которое вам предстоит прочитать. Автор его нам неизвестен; но мы знаем, что он отнюдь не француз; это станет заметным при чтении Книги. Слишком много иностранцев, без сомнения, особенно в Германии, взялись и еще берутся судить о Революции, ее причинах, ее природе, ее действующих лицах и ее последствиях по прочтению нескольких газет. Отнюдь не должно смешивать это пустословие с искусным и поучительным Сочинением, публикуемым нами.
Не принимая все взгляды автора, не одобряя некоторые из его идей, которые кажутся близкими к парадоксу; признавая, в особенности, что Глава о старой Французской Конституции несет на себе слишком явный отпечаток вынужденности из-за того, что Автор, не обладая достаточными знаниями, по необходимости обратился к утверждениям некоторых пристрастных сочинителей, ему нельзя будет отказать ни в большой образованности, ни в искусстве употребить ее в деле, ни в принципах, обладающих неоспоримой правотой.
Кажется, что эта рукопись, испещренная помарками, не была заново просмотрена автором и что работа его не завершена: отсюда некоторые небрежности в высказываниях, некоторые непоследовательности и иногда излишняя сухость в отдельных умозаключениях, чрезмерно категоричных. Но эти несовершенства окупились своеобразием стиля, силой и верностью выражений, обилием страниц, достойных лучших писателей, где обширный ум соединяется с живой и блестящей проницательностью, которая в тумане спорной политики намечает новые пути и результаты.
Пусть эта работа будет обдумана Французами! Она была бы для них лучшим путеводителем, чем эта второразрядная метафизика, поглощенная сиюминутными обстоятельствами, заблудившаяся в химерических (стр.10 >) разборах, которая верит в то, что предваряет или предсказывает события, тогда как события увлекают ее за собой, а ей не достает даже смысла, чтобы это заметить».
Жозеф де Местр был раздосадован некоторыми оговорками или критическими замечаниями, сделанными Малле дю Паном: он исключил Уведомление Издателей из издания 1821 года.
Ж.-Л. Дарсель
Глава первая.
О РЕВОЛЮЦИЯХ.
(стр.11 >)Все мы привязаны к престолу Всевышнего гибкими узами, которые удерживают нас, не порабощая.
Одно из самых больших чудес во всеобщем порядке вещей - это поступки свободных существ под божественной дланью. Покоряясь добровольно, они действуют одновременно по собственному желанию и по необходимости: они воистину делают, что хотят, но не властны расстроить всеобщие начертания. Каждое из этих существ находится в центре какой-либо области деятельности, диаметр которой изменяется по воле превечного геометра , умеющего распространять, ограничивать, останавливать или направлять волю, не искажая ее природы.
В деяниях человека все убого, как убог он сам; намерения ограниченны, способы грубы, действия негибки, движения тяжелы и следствия однообразны. В деяниях божественных богатства бесконечного проявляются открыто, вплоть до самых малых его частей. Свою мощь оно проявляет, играючи: все в руках его податливо, ничто не может устоять против него; всё оно обращает в свое орудие, даже препятствие: неправильности, производимые свободно действующими силами, оказываются встроенными во всеобщий порядок.
МЕСТР, ЖОЗЕФ ДЕ (Maistre, Joseph de) (1753–1821), французский философ, писатель и политический деятель. Родился 1 апреля 1753 в Шамбери в патриархальной аристократической семье: его отец был президентом Сената королевства Сардинии и Савойи и управляющим государственным имуществом. Получил воспитание под руководством иезуитов. Учился в коллеже в Шамбери, прошел курс права в Туринском университете. В 1774, по окончании университета, служил в суде. В 1787 стал членом Сената Савойи. В молодости испытал влияние Руссо и Луи-Клода Сен-Мартена (следовательно, Якоба Бёме), в туринском свете был известен как либерал. Когда наполеоновские войска в 1792 заняли Савойю, эмигрировал в Сардинию; жил в бедности в Лозанне (Швейцария), где посещал салон мадам де Сталь .
Свои политические и философские взгляды Местр изложил в книге Размышления о Франции (Considérations sur la France , 1796), принесшей ему известность и поставившей его в один ряд с прославленными европейскими публицистами. Здесь изложена идея о провиденциальной роли Франции в судьбе человечества. Революцию (которую Местр называет «сатанинской») он рассматривал как испытание, посланное Франции – стране, которой он восхищался и чьим духовным сыном себя чувствовал, в наказание за попытку стать независимой от Бога (что выразилось в просветительской философии и в галликанстве). Франция, полагал Местр, должна понести возмездие, из которого человечество сможет выйти очищенным и улучшенным. Созданная якобинским правительством централизация послужит на пользу будущей монархии, реставрация которой неизбежна.
В 1800 Местр стал канцлером Сардинии, в 1803–1817 – полномочным министром-посланником сардинского короля Виктора-Эммануила при царском дворе в России, где написал свои основные сочинения: Опыт о движущем начале политических установлений (Essai sur le principe générateur des constitutions politiques et des autres institutions humaines , 1814); Санкт-Петербургские вечера, или Земное правление провидения (Les soirées de Saint-Petersbourg, ou le gouvernement temporel de la providence , 1821); О Папе (Du Pape , 1819), закончена в Турине; О галликанской церкви (De l"Eglise gallicane , 1821). Посмертно был издан его труд Рассмотрение философии Бэкона (Examen de la philosophie de Bacon , 1836). В 1817 Местр вернулся в Турин, где стал государственным секретарем Сардинского королевства.
В философии Местр был, как и Бональд, сторонником концепции врожденных идей, истинность которых основана на их божественном происхождении и на «общем разуме», не подверженном, в отличие от разума индивидуального, заблуждениям. Мир, полагал он, движется Провидением, чьи законы недоступны разуму. Божественная справедливость, по Местру, не имеет ничего общего со справедливостью человеческой, что подтверждается опытом Французской революции, с ее безвинными жертвами. Законы Провидения не охватывают собой всей реальности, оставляя место вторжению случайности и человеческой свободе, в которой и лежит в конечном счете причина зла.
В политической философии Местра преобладало «органическое» понимание народа и государства, жизнь и деятельность которого, с его точки зрения, определяются в первую очередь традициями, религиозным чувством и церковным авторитетом. С этих позиций он резко критиковал концепцию социального договора; события революции, провозглашавшейся высшим достижением человеческого разума, наглядно продемонстрировали фиаско подобных идей, приведших к террору и хаосу. Социальный порядок был для Местра одним из непременных условий существования государства. В предельной форме эта мысль отразилась в прославлении на страницах Санкт-Петербургских вечеров палача как основы порядка в обществе. Сторонник абсолютной монархии и католицизма, Местр постепенно склонился к ультрамонтанству, к идее о том, что абсолютная власть над всеми народами земли принадлежит церкви и папе как наместнику Бога. Задолго до Первого Ватиканского собора Местр выдвинул идею непогрешимости папы. Концепция теократии изложена им в работах: О Папе и Письма об испанской инквизиции (Lettres sur l"Inquisition espagnole , 1838).
