Орудийная деятельность животных. Примеры орудийных действий животных разных видов в природе и в экспериментах Что является примерами орудийной деятельности у животных

Следует отметить, что орудийные действия встречаются у животных в естественных условиях редко - лишь у немногих видов, да и то, как правило, нерегулярно, эпизодически или даже в виде исключения. Правда, в последние годы стали известны новые факты употребления предметов в качестве орудий у свободноживущих, а также зоопарковских животных, но тем не менее число таких видов существенно не увеличилось.

Еще в первом веке нашей эры появилось сообщение о том, что головоногие моллюски, осьминоги, используют камни в качестве орудий. В "Естественной истории" Плиний Старший сообщает, что осьминог вставляет в двустворчатую раковину моллюска камень, чтобы препятствовать закрыванию ее створок. Подобное наблюдалось еще раз в середине прошлого века, но за последующие 125 лет никому больше не посчастливилось вновь увидеть осьминога, использующего камень как орудие. Возможно, наблюдатели ошиблись, ибо эти го.ловоногие сооружают убежища - "крепости" из камней и раковин и, следовательно, часто и интенсивно манипулируют такими предметами. На сегодняшний день этот вопрос остается открытым, тем более что мы еще очень плохо знаем поведение этих удивительных животных. Однако хорошо известно, что осьминог не нуждается в камнях или иных орудиях для добывания своих жертв, ибо достаточно ему раскрыть только на мгновение раковину моллюска, чтобы впрыснуть свой яд и парализовать ее хозяина, после чего створки сами раздвинутся.

У другого, небольшого по величине, головоногого моллюска, тремоктопуса (Tremoctopus violaceus), орудиями защиты и нападения служат куски щупалец физалий, свободноплавающих кишечнополостных. Шупальца-"арканчики" этих животных усеяны стрекательными клетками, образующими стрекательные батареи. Выделяемый клетками яд очень опасен даже для человека. Овладев кусками таких "арканчиков" и держа их присосками собственных щупалец, тремоктопус приобретает мощное оружие, позволяющее ему одерживать, победу даже в схватке с крупным противником. Следует, правда, отметить, что физалий, как и другие сифонофоры, представляют собой сложные организмы, построенные по типу колонии и состоящие из отдельных особей (зооидов). "Арканчики" и даже куски их, являясь частями таких зооидов (гастрозоидов, т. е. кормящих особей), сами обладают далеко идущей автономной жизнеспособностью, почему и не погибают, будучи захваченными тремоктопусом. Следовательно, мы здесь опять имеем дело с сомнительным случаем, находящимся на грани использования одним животным другого животного, а не орудия. Итак, мы видим, что пока приходится сомневаться в способности головоногих моллюсков к истинным орудийным действиям.

Другое дело - насекомые, у некоторых видов которых уже встречается подлинное употребление орудий, например, у роющих ос. Так, представительница рода Ammophila, засыпав вход в норку, в которую она поместила парализованную гусеницу с прикрепленным к ней яйцом, принимается утрамбовывать и выравнивать землю над входом камешком, который держит в челюстях. Совершая вибрирующие движения, оса долбит камешком по свеженасыпанной, хорошо прессующейся земле до тех пор, пока не выровняет ее так, что вход в норку невозможно отличить от окружающего грунта. Некоторые песчаные осы придавливают землю ритмичными движениями головы, только опуская и поднимая камешек. В большинстве случаев, правда, осы маскируют вход в норку, просто прижимая землю головой.

Классический пример орудийного поведения у насекомых - охота муравьиных львов, которые, как известно, укрываются на дне устроенных ими в песке конусообразных ловчих ямок в ожидании добычи. Муравьи и другие мелкие насекомые, пробегающие по краю ямки, падают вместе с осыпающимся песком прямо в выставленные большие челюсти хищника. Орудийные действия последнего состоят в том, что он "стреляет" в муравьев, пытающихся выбраться из ловушки, песчинками, которые подбрасывает резкими движениями головы в сторону насекомого и тем самым сбивает его. Но, вероятно, немногим известно, что таким же образом охотятся и личинки мух из родов Vermileo и Lampromyia, также устраивающие конусовидные ямки-ловушки в песке и подстерегающие в них свою добычу. Нетрудно заметить, что здесь применяется тот же способ охоты, что и у рыбы-брызгуна: животное пользуется частью среды своего обитания (водой, песком) в качестве орудия, метательного снаряда, с помощью которого сбивает свою жертву.

Недавно стали известны факты употребления орудий у муравьев, которые, как и другие общественные насекомые, при всей сложности их поведения, казалось, обходятся без таковых. (Описанное сшивание листьев выделениями личинок, как мы видели, едва ли можно считать орудийным действием.) Оказалось, что муравьи из рода Aphaenogaster используют мелкие предметы (куски листьев или сосновых игл, комочки засохшей грязи, песчинки и т. п.) для транспортировки сочных пищевых объектов. Найдя и обследовав, например, комочки желе или студня, фуражиры (так называют особей, снабжающих муравьиную семью пищей) покидают их, но через несколько секунд возвращаются к ним с кусками листьев, которые кладут на лакомые комочки. Другие муравьи, наткнувшись на кусочки листьев, "проверяют" и поправляют их, иногда стаскивают и вновь кладут их на комочки. Спустя 30-60 мин другие муравьи (не те, что принесли кусочки листьев) перетаскивают эти куски листьев с прилипшими к ним пищевыми комочками к муравейнику. Подобным же образом муравьи собирали жидкие субстанции и другие пищевые объекты, помещенные возле муравейника: тканевую жидкость, выступающую из раздавленного паука и личинок паука, и сок из мякоти подгнивших фруктов.

Муравьи тщательно выбирают и проверяют предметы, используемые ими в качестве транспортных средств, поднимая и бросая один предмет за другим, прежде чем найдут подходящий. В специально поставленных экспериментах они предпочитали листьям запекшиеся земляные комочки. Как видим, они проявляют большую гибкость и вариабильность при выборе объектов, применяемых ими как орудия. Соответствующие вычисления показали, что муравьи могут с помощью применяемых ими орудий перетащить в муравейник количество жидкой пищи, равное весу их собственного тела. При обычной у муравьев "внутренней транспортировке" жидкой пищи (т. е. путем ее всасывания и последующего отрыгивания) муравей способен перенести лишь десятую долю этого количества.

Очевидно, к категории орудий следует отнести и орудия общения, например, "свадебные подарки", преподносимые самцами самкам в период размножения. У некоторых мушек-эмпидид самцы привлекают самок своеобразными "презентами" - убитой добычей или шариками, свитыми из шелковистых нитей, образующихся из выделяемого ими секрета. При этом спаривание совершается лишь в том случае, если привлеченная самка отвлечется поеданием добычи или "игрой" с шариком, ибо у этих мух весьма распространен канибализм. Следовательно, здесь происходит не простое кормление одного животного другим, а пищевой объект служит своеобразным орудием общения между животными в иной сфере, поведения - размножения. Что же касается шелковистого шарика, который самка принимает от самца и во время спаривания вращает между ногами, то, вероятно, этот объект, выполняя отвлекающую роль, одновременно приводит самку в состояние готовности к; спариванию. Однако поскольку он, наподобие паутины, изготавливается из выделения животного, т. е. является продуктом его жизнедеятельности, его нельзя признать орудием. Несколько сложнее, правда, обстоит дело у других эмпидид, которые сочетают в своем брачном поведении оба варианта: самцы некоторых видов слегка обволакивают добычу нитями, другие же делают это настолько интенсивно, что получается большой рыхлый шар, превышающий размерами его творца. Поскольку "ядро" шара составляет специально пойманное и убитое насекомое, его уже, скорее, можно назвать орудием.

Подобные примеры, конечно, увеличивают число общепринятых фактов орудийного поведения насекомых. Но если учесть, что на земном шаре насчитывается около одного или даже двух миллионов видов насекомых, то орудийные действия все равно составляют среди них редчайшее исключение.

То же самое относится и к птицам. И в этом случае мы можем говорить лишь об отдельных, не характерных для всего класса в целом фактах орудийного поведения. Правда, эти исключительные случаи все же не, так исчезающе редки, как у насекомых, - ведь птиц на земле всего лишь около 8600 видов и значит, орудийные действия встречаются у птиц по меньшей мере в 100-200 раз чаще, чем у насекомых.

Когда речь заходит об употреблении орудий птицами, "то вспоминают прежде всего дятлового вьюрка с Галапагосского архипелага. Образ жизни этой птицы во многом напоминает отсутствующих на архипелаге дятлов, за что она и получила свое название. Но в отличие от дятла дятловый вьюрок не имеет длинного гибкого языка для извлечения насекомых из щелей и отверстий, что возмещается орудийными действиями, Так же, как и дятлы, дятловые вьюрки выстукивают в поисках пищи стволы и толстые ветви деревьев и прислушиваются к звукам, издаваемым насекомыми, двигающимися под корой. Обнаружив насекомое в щели или глубоком отверстии, птица берет иглу кактуса или тонкую веточку и, держа ее за один конец в клюве, ковыряет ею в отверстии до тех пор, пока оно не вылезает оттуда. Так же дятловые вьюрки достают и личинок из глубины их ходов, зондируют гнилую древесину, а иногда, пользуясь палочкой как рычагом, отламывают куски гниющей коры. При помощи таких" рычагов они могут даже поднимать небольшие предметы, доставая из-под них насекомых. Использовав колючку, вьюрок обычно бросает ее, но иногда придерживает ее во время еды лапкой, а затем употребляет повторно. Более того, отмечены случаи, когда дятловые вьюрки даже впрок заготавливают колючки, прежде чем отправиться на охоту. Интересно, что дятловые вьюрки нередко "совершенствуют" свои орудия, укорачивая их или, если приходится пользоваться веткой, отламывая боковые ответвления и превращая ветку в прутик. Описан даже случай, когда птица прятала уже пойманную добычу в щели, а затем доставала ее оттуда с помощью палочки.

Немецкий этолог И. Эйбль-Эйбесфельдт, наблюдая за поведением молодого вьюрка в неволе, в изоляции, установил, что он внимательно разглядывал колючки, которые клали ему в клетку и, манипулируя ими, иногда засовывал их в щели клетки, но не пытался использовать для выковыривания насекомых, которых неизменно брал непосредственно клювом, как это делают другие птицы. Даже если насекомое находилось настолько глубоко в щели, что достать его без колючки было нельзя, птица не прибегала к ее помощи, а безуспешно пыталась овладеть им с помощью клюва. Затем, однако, постепенно вьюрок стал пытаться использовать колючки в качестве орудий, но действовал ими крайне неумело, и они то и дело выпадали из клюва. К тому же птица на первых порах пыталась употребить и такие совершенно не пригодные для выковыривания предметы, как травинки или мягкие жилки листьев.

Ученый пришел к выводу, что у дятлового вьюрка существует врожденный направленный интерес к разного рода палочкам и подобным продолговатым предметам, а также повышенная потребность манипулировать ими. "Технике" же орудийных действий они обучаются у взрослых птиц, подражая их поведению. Из наблюдений Эйбль-Эйбесфельдта вытекает также, что до накопления соответствующего опыта дятловые вьюрки еще не в состоянии определить пригодность тех или иных предметов для их использования в качестве орудий. Даже взрослые птицы, не найдя подходящих предметов, поступают подчас как упомянутый подопытный молодой вьюрок.

Известный английский этолог В. Торп также считает, что врожденная тенденция обращать особое внимание на объекты, пригодные для употребления в качестве орудий, и интенсивное обращение с ними могут оказаться определяющими для формирования орудийных действий. Именно в ходе обращения с этими предметами птица знакомится с их механическими свойствами и с возможностями их использования, а необходимые двигательные навыки вырабатываются у нее путем проб и ошибок. При этом, считает Торп, птица может и не понимать значение орудия для решения задачи извлечения пищи.

Таким образом, нет основания считать употребление орудий дятловыми вьюрками "осмысленными" действиями или даже вообще свидетельством высших психических способностей. Скорее всего, мы имеем здесь дело с видотипичным поведением, обусловленным специфическими особенностями питания, к которому, однако, строение птицы недостаточно приспособлено (отсутствие длинного клейкого или заостренного языка, как у дятла). Замещающее этот недостаток строения орудийное поведение, будучи в основе своей врожденным, инстинктивным, требует, однако, для полного своего развития и совершенствования накопления соответствующего индивидуального опыта, научения.

Добавим еще, что способность к применению прутиков и тому подобных предметов для выковыривания насекомых из щелей, и других труднодоступных мест отмечена также у некоторых врановых, правда, преимущественно в экспериментальных условиях.

Некоторые птицы, например египетские стервятники, разбивают камнями крупные яйца с твердой скорлупой. Известная исследовательница поведения шимпанзе Дж. ван Лавик-Гудолл сообщает, что однажды она увидела, как у покинутого гнезда страуса один из собравшихся там стервятников "взял в клюв камень и направился к ближайшему яйцу. Подойдя к нему, он поднял голову и, резко опустив ее, бросил камень вниз, на толстую белую скорлупу. Мы хорошо слышали удар, Потом он снова поднял камень и бросал его так до тех пор, пока скорлупа не треснула и содержимое яйца не разлилось по земле". Тут же исследовательница могла убедиться в том, что крупные грифы, также налетевшие на эту кладку, не сумели разбить яйца обычным способом: "Как они ни старались, - пишет она, - пуская в дело клюв и когти, им так и не удалось разбить хотя бы одно яйцо, и в конце концов они разлетелись не солоно хлебавши".

Аналогичные наблюдения о поведении египетских стервятников публиковались еще более 100 лет назад. Так, в статье, опубликованной в одной южноафриканской газете в 1867 г. и подписанной неким "старым спортсменом", сообщается, что автор лично видел, как стервятник разбивал страусиные яйца, многократно бросая на них большой камень. По его мнению, это явление столь распространено, что именно стервятников следует считать главными разорителями страусиных гнезд. "В большинстве старых гнезд, - пишет он, - вы найдете один, а то и два камня". При этом стервятник приносит камни подчас с мест, отдаленных от гнезда на расстояние до трех миль. "Я это знаю, - пишет автор статьи, - ибо ближе ему негде было найти камня, ведь кругом один песок".

С тех пор подобные случаи были установлены в разное время и в разных местах, расположенных на территории протяженностью в пять тысяч километров. Это свидетельствует о том, что бросание камней в страусиные яйца египетским стервятником не является случайной локальной особенностью поведения узко ограниченной популяции. Вместе с тем никто не наблюдал какие-либо орудийные действия у птиц этого вида в других частях его ареала, где, однако, не водятся (и не водились) страусы, например в Испании. Можно ли поэтому говорить о врожденной видотипичной способности этих стервятников к орудийным действиям указанного типа или здесь проявляются лишь индивидуальные психические способности особенно "одаренных" особей?

Вторая точка зрения близка к мнению одного из специалистов по орудийному поведению животных Дж. Элькока, считающего, что описанное здесь орудийное действие возникло из случайного швыряния камнями возбужденной птицей, которая потерпела неудачу при попытках раздолбить яйцо клювом, или бросания его на землю. Свою активность птица может в таких случаях, говоря языком этологов, и "переадресовать" на другие объекты, в частности на камни. В таком случае птица может вместо того, чтобы бросать яйцо, бросать камень, и случайное попадание в лежащее рядом яйцо может привести к желаемому результату. Психически более развитые особи быстро установят связь между своим действием и его результатом и в другой раз воспользуются накопленным опытом.

В этой связи вспоминается случай, который произошел в нашей лаборатории и как будто подтверждающий приведенное предположение. В большой клетке содержали двух ворон, одна из них не допускала другую, по кличке "Серый", к поилке, которую время от времени ставили ненадолго в клетку. Не будучи в состоянии дать отпор обидчику, Серый переадресовал ответную реакцию лежавшему в клетке игрушечному пластмассовому кубику. Он принимался яростно долбить кубик сперва на полу, а затем на ветке, на которую взлетел с ним. Во время этой ожесточенной "расправы" с замещающим врага объектом кубик выпал из когтей птицы и случайно упал на голову сидящей на поилке вороны, которая с испугом отскочила в сторону. Серый немедленно воспользовался этим и всласть напился. Впоследствии же Серый каждый раз, когда его не допускали к поилке, поднимался с кубиком в клюве на ветку и оттуда уже прицельно бросал его на своего: недруга, обращая его тем самым в паническое бегство.

Сходным образом ведет себя в естественных условиях австралийский коршун, который, как и египетский стервятник, не в состоянии расклевать толстую скорлупу яиц крупных птиц, в данном случае эму. Чтобы разбить такое яйцо, коршун хватает ногой камень, взлетает с ним на высоту трех-четырех метров над кладкой, и бросает его на яйца. И этот факт был впервые описан более 100 лет назад, а с тех пор получил неоднократное подтверждение в наблюдениях ряда натуралистов. В частности, было установлено, что хищник приносит иногда камень с большого расстояния к гнезду эму и сбрасывает его на яйца в отсутствие насиживающей птицы. Находили в "разбомбленных" гнездах вместо камней также глыбы твердой земли или глины и даже крупную кость.

Наблюдали также, как белоголовый орлан в условиях неволи использовал камни для нападения на скорпиона. Перед этим орлан пытался давить его ногами, но ему мешали надетые на них путы. Тогда птица стала поднимать клювом камни и резким движением головы бросать их в сторону скорпиона; камни пролетали расстояние до 24 дюймов (около 60 см) и иногда метко поражали цель.

Это все факты направленного применения камней в качестве "метательных снарядов". Имеется ряд интересных сообщений о том, как некоторые птицы (чайки, крачки, вороны, бородачи и коршуны) брали с собой в полет камни и другие предметы и в воздухе то выпускали, то вновь ловили их, не давая им упасть на землю, или, наоборот, специально роняли их. Не исключено, что такое поведение является ступенью к развитию пищедобывательных орудийных действий птиц.

Большой интерес представляют случаи употребления птицами (одного из видов австралийских сорочьих жаворонков) различных предметов в качестве "молотка". Например, они используют старые двустворчатые раковины для вскрывания раковин живых моллюсков: половину старой сухой раковины птица держит в клюве выпуклой стороной книзу и стучит ими по живым моллюскам. Сильными повторными ударами птица проламывает раковину моллюска, после чего, придерживая ее когтями, принимается вытаскивать из нее клювом куски содержимого. Описываются разные варианты применения этого своеобразного ударного орудия, зависящие от его физических свойств и конкретных условий выполнения орудийных действий. Если орудие ломается, что случается довольно часто, птица продолжает стучать обломком, пока он не укоротится приблизительно до одного сантиметра длины, или же заменит его другим, более крупным обломком. Только испробовав все возможные способы употребления остатков прежнего орудия, да еще постучав по моллюску клювом, птица отправится на поиски новой пустой раковины. Прежде чем пустить в дело новую раковину, она испробует ее, ударив ею по коряге или другому твердому предмету.

Совершенно иного рода орудия употребляет для вскрывания твердых лицевых объектов какаду Probosciger aterrimus. Его любимое лакомство - орех с такой твердой скорлупой, что разбить ее можно только очень тяжелым молотком. Клюв этого попугая имеет режущие края, с помощью которых птица может распилить удерживаемый в клюве предмет. Так и поступает какаду с орехом, а чтобы он не выскальзывал из клюва, он фиксирует его прокладкой - куском листа, который специально кладет между верхней челюстью и орехом перед тем, как приступить к его распиливанию. Этот факт впервые описал в 70-х годах прошлого века знаменитый английский естествоиспытатель А. Р. Уоллес,

Другой интересный пример пищедобывательного, точнее, орудийного охотничьего поведения наблюдали у одной ручной североамериканской зеленой кваквы. Эта цапля бросала в водоем кусочки хлеба, привлекая тем самым рыбок, которых она немедленно вылавливала. При этом птица внимательно следила за поверхностью воды, и если рыбки показывались в стороне от нее, она тут же брала крошки в клюв, направлялась в то место и бросала их в воду точно в месте появления рыбешек. Очевидно, здесь имело место формирование своеобразного орудийного навыка на основе исследовательского поведения и накопления индивидуального опыта, но такое поведение наблюдалось еще у нескольких особей, причем в другом месте. Более того, однажды, опять же во Флориде, но уже в другом месте, видели, как молодая птица этого вида "рыбачила" таким же образом, но приманкой служило перышко, которое она осторожно опускала в воду и тем самым приманивала рыбешек.

Орудия применяются некоторыми птицами не только для добывания пищи, но и в других сферах их поведения, например при формировании пар и вообще при общении между самцом и самкой. Здесь мы опять встречаемся со "свадебными подарками", преподносимыми самцом самке. Таким "подарком" у некоторых птиц служит даже гнездо, если оно сооружалось самцом, и показывается самке. В этих случаях гнездо служит первоначально для привлечения самки и стимуляции ее воспроизводительной функции. Например, самцы скворцов начинают строительство гнезда еще до образования пар. То же происходит у ремезов, причем если ни одна самка не "соблазнится" сооружением, воздвигнутым самцом, то он берется за дело заново в другом месте. Самец мухоловки-пеструшки подводит самку к гнезду, а крапивник устраивает ряд гнезд (но не заканчивает их) - на выбор своей будущей партнерше. Но все же и в этих случаях гнездо - прежде всего субстрат для осуществления важнейших процессов жизнедеятельности, а не орудие.

Вместе с тем самцы некоторых птиц (славки, пеночки-веснички) устраивают, помимо гнезд для выведения птенцов, дополнительно гнезда для отдыха и сна, а беседковые птицы (шалашники), обитающие в Австралии и Новой Гвинее, известны удивительными сооружениями, воздвигаемыми самцами для брачных церемоний. Эти "беседки", или, скорее, туннели, из гибких стеблей достигают подчас метра в длину, а перед входом и выходом из них устраиваются ровные площадки.

Не в меньшей степени, чем само гнездо, стимулирует самок показ самцом гнездового строительного материала. Ухаживающий за самкой аист марабу кладет к ее ногам веточку или небольшой камень. Живший у меня снегирь подолгу ходил за самкой, держа в клюве прутик, комочек ниток или чаще всего кусочек бумаги, и при этом очень старательно пел свою трогательно-незамысловатую, скрипучую песенку. Такие подношения делают и другие воробьиные птицы. Самцы многих видов не только снабжают строящую гнездо самку необходимыми для этого предметами, но и нарочито демонстрируют их, производя одновременно токующие движения и определенные звуки. А у белой цапли самец и самка по очереди охраняют свою кладку, и "смена караула" сопровождается своеобразными движениями, при которых птица, прилетевшая на смену сторожа, раскрывает крылья и распушает перья, а в клюве держит прутик или сухую ветку, которую передает партнеру.

Нередко самцы преподносят самке лакомства, выполняющие ту же функцию, что и гнездовой материал, а также служащие для "умиротворения" партнера, для снятия возможных агрессивных побуждений. И эта форма брачного поведения широко распространена среди птиц. У щурок, например, самец, держащий в клюве пчелу, должен нередко выполнить перед самкой целую серию токующих движений, прежде чем она "соблаговолит" принять его подарок, самцы крачек преподносят самкам рыбу и т. д.

К числу орудий общения в брачном поведении птиц, несомненно, относятся и разного рода "украшения", которыми самцы привлекают самок и приводят их в благорасположенное настроение. Такого рода "свадебные подарки" готовят для своих "невест" скворцы, разукрашивая приготовленные для них (но недостроенные) гнезда цветами. Находили гнезда буревестников, края которых были украшены ракушками и камешками; гнезда шилоклювок, обложенные ракушками; гнезда чомги, разукрашенные яркой зеленью.

Несомненные "чемпионы" в деле украшательства - шалашники. И беседки, и площадки перед ними самцы украшают всевозможными яркими предметами - цветами, перьями, плодами, ягодами, грибами, луковицами, даже осиными гнездами, выцветшими костями, панцирями раков, раковинами, камешками, а также предметами человеческого обихода - кусками тканей и разноцветной бумаги, ленточками, осколками стекла, бусами, осколками черепицы и глиняной посуды, гвоздями, монетами, ложками и другими металлическими предметами и т. д. У каждого вида свои предпочитаемые предметы и цвета, по которым птица группирует коллекцию. Все вещи аккуратно отсортированы и располагаются в определенном порядке, который шалашник немедленно восстанавливает, если его нарушить. Потерявшие вид предметы удаляются и заменяются новыми.

Некоторые шалашники сооружают высокие башни, которые также разукрашивают цветами, светлыми частями растений, иногда даже светлыми волосками животных и другими хорошо заметными предметами. Все "богатство" ревниво охраняется и служит той же цели - привлечению и стимуляции самки. Это удивительно красивый пример использования предметов в качестве орудий общения. Важно отметить, что "свадебные подарки" компенсируют фантастическое разнообразие и пышность расцветок оперения, свойственных большинству других тропических птиц и играющих первостепенную роль в их брачном поведении.

Однако это не все. Самцы беседковых птиц выделяются еще одним удивительным свойством - способностью к окрашиванию предметов. Самцы некоторых видов не только украшают свои беседки предметами, но и размалевывают клювом их стенки красящими растительными соками определенных ягод или трав. Поскольку этот сок тот же подарок (самке преподносятся ягоды, но в раздавленном виде), служащий для привлечения и стимуляции самки, его можно причислить к орудиям общения. Но особый интерес также представляет обитающий в восточной Австралии вид Ptilonorhynchus violaceus. Самцы этого вида малюют "кисточками", точнее, тампонами, которые представляют собой куски волокнистой коры приблизительно в сантиметр длины и полсантиметра толщины. Обкусав кору, шалашник придает ей окончательно структуру губки. Краску он приготавливает из синих ягод, смешивая их мякотью со слюной, затем берет кончиком клюва тампон и приступает к делу. Тампон не дает клюву сомкнуться, и, просачиваясь через него, краска равномерно распределяется по субстрату.

Интересно, что, будучи сам синего цвета, этот шалашник явно предпочитает этот цвет - он красит стенки беседки в синий цвет и подбирает украшения преимущественно такого цвета. Видимо, самки особенно чувствительны к синему цвету, и самец тем самым усиливает стимулирующее влияние окраски своего оперения. Кроме того, самцы этого вида приготавливают тем же способом и черную краску из древесного угля, который они находят на местах лесных пожарищ. Можно, очевидно, сказать, что тампон служит орудием двоякого рода: во-первых, для облегчения и совершенствования самого процесса разукрашивания, для улучшения техники и механического эффекта этого действия и, во-вторых, как орудие общения "второй степени", как "орудие орудия", опосредованно повышая эффективность стимуляции самки в брачный период.

Здесь важно отметить одно обстоятельство. Во всех рассмотренных действиях птиц, казалось бы, можно уловить черты поведения человека, но это сходство чисто внешнее и по существу своему не имеет ничего общего с нашим поведением.

Нечто схожее с поведением самцов указанного вида шалашников отмечено у североамериканского дятла Centurus uropygialis. Наблюдали, как самец кормил своих птенцов разжиженным медом: выдолбив кусочки коры величиной с горошину, он погружал их в сироп и отдавал птенцам. Иногда птица использовала вместо кусочков коры зерна злаков или семена подсолнуха.

Многим птицам вообще свойственно погружать предметы в воду или другие жидкости. Иногда они "изобретают" новые способы использования предметов в качестве орудий. Так, один попугай научился зачерпывать воду с помощью курительной трубки, держа ее клювом за ствол (до этого он часто размачивал в воде пищу и твердые предметы), другой использовал ракушку и половинку скорлупы арахиса в качестве чашки для питья. Потом эта птица научилась пить из чайной ложки, которую подносила лапкой к клюву. Еще один попугай черпал банкой воду из сосуда и выливал в ванночку для купания... Число подобных примеров можно было бы увеличить.

Наконец, необходимо упомянуть еще об одной категории орудийных действий, это использование вспомогательных средств в сфере, как говорят этологи, комфортного поведения, т. е. ухода за своим телом, например, для почесывания. Такое наблюдали в основном опять же у попугаев, пользующихся для этой надобности какой-нибудь палочкой или щепкой, иногда и выпавшим собственным пером, а в неволе и предметами домашнего обихода, например чайной ложкой. При почесывании птица засовывает предмет в перья, крепко обхватив его пальцами. Чаще всего попугаи чешут таким образом голову, иногда шею (особенно под клювом), спину и другие участки тела.

Известен случай, когда баклан выпавшим у него маховым пером распределял секрет копчиковой железы по перьям крыльев. Птица держала перо за стержень в клюве так, что опахало выступало впереди кончика клюва, в результате чего получилась своего рода кисточка, удлиняющая клюв. Поднеся эту кисточку к железе и помазав ее жировыми выделениями, птица, равномерно и плавно раскачивая головой из стороны в сторону, водила пером по перьям раскрытого правого, а затем левого крыла, периодически смазывая перо жиром. Когда перо во время этих действий выпало из клюва и отлетело на небольшое расстояние, баклан поднял его и вновь принялся смазывать им оперение. В этом примере остается открытым вопрос, можно ли формально расценивать действия птицы как орудийные, поскольку перо, которым она пользовалась, - продукт ее собственной жизнедеятельности. Думается, правда, что такое возражение формально, ибо птица могла с таким же успехом произвести те же самые действия и чужим пером, случайно оказавшимся у ее ног.

Наш беглый обзор орудийного поведения птиц в достаточной мере показывает, что у них встречаются разнообразные и подчас довольно сложные формы употребления орудий. Английский орнитолог Дж. Босвол составил довольно полную сводку орудийных действий птиц, не включив в нее, правда, употребление орудий общения. Он пришел к выводу, что использование орудий встречается у 30 видов птиц. Нетрудно подсчитать, что это всего лишь 0,35% всех видов птиц. Все же по сравнению с другими животными, как уже указывалось, это довольно много, особенно если прибавить способы использования предметов в качестве средств общения,

Может показаться странным, но на фоне птиц "достижения" млекопитающих представляются довольно скромными. Когда речь заходит об употреблении орудий у этих животных, прежде всего ссылаются на калана (морскую выдру) из семейства куньих, этого удивительного полуводного, обитателя побережья материков и островов северной части Тихого океана, превосходного пловца и ныряльщика. Передние лапы зверя представляют собой плоские подушки, на нижней стороне которых располагаются шершавые пальцевидные лопасти, в которых находятся собственно пальцы. Такое своеобразное строение конечности не мешает, однако, калану хватать предметы и орудовать ими. По некоторым сведениям он в состоянии держать в передней лапе спичку или даже иголку.

Излюбленная пища каланов - осьминоги и морские ежи, но в его рацион входят также панцирные моллюски, крабы и прочие малоподвижные донные беспозвоночные и, конечно, рыба. Нырнув на дно, калан собирает сразу по несколько морских ежей (пять-шесть, иногда больше), хватая их лапами, кладет в кожные складки на груди и поднимается на поверхность воды, где и съедает их, лежа на спине. В отличие от зубов других хищных млекопитающих коренные зубы калана уплощены и хорошо приспособлены к разламыванию твердых панцирей его жертв.

Вместе с тем на побережье Калифорнии, где каланы питаются очень крупными морскими ежами и двустворчатыми моллюсками, они дополнительно пользуются камнями для раздробления особенно прочных панцирей этих животных. Как всегда, лежа на воде, калан кладет себе на грудь камень и пользуется им как наковальней. Моллюска или морского ежа он держит в передних лапах за плоские стороны створок раковины и в таком положении поднимает его вверх под прямым углом к телу, затем резким движением и с большой силой ударяет его об камень, повторяя это до тех пор, пока раковина не сломается (обычно наносит от одного до трех десятков ударов, но иногда и значительно больше). Удары следуют друг за другом - по два удара в секунду - и чередуются покусыванием раковины.

Американский зоолог Дж. Б. Шаллер, приобретший известность изучением жизни горилл, специально исследовал в Калифорнии орудийное поведение каланов. Он описал, как один калан извлек за 1,5 ч 54 моллюска из пучины. За это время он произвел 2237 ударов. Используемые калифорнийскими каланами камни имеют более или менее ровную поверхность и весят от 0,5 до 3,5 кг; употребляют их или однократно, или повторно, во всяком случае калан не выбросит камень, пока не найдет новый. Неоднократно наблюдали, как каланы хранят камни под мышкой, пока они им не нужды, и даже ныряют с ними. По наблюдениям аквалангистов, каланы используют на морском дне взятые с собой камни для отделения от скал прочно прикрепившихся к ним моллюсков.

Употребление каланами камней дает нам убедительный пример того, как орудие повышает эффективность поведения, в данном случае в сфере питания. Особенно четко это выступает при сравнении поведения каланов из разных мест обитания и разных возрастов. Напомним, что употребление камней в качестве орудий отмечено только у каланов, обитающих в Калифорнии. На советском Дальнем Востоке и на Алеутских островах, где морские ежи и моллюски меньших размеров, каланы легко справляются с ними без применения вспомогательных средств - камней. Однако, как сообщил американский специалист по калану К. Кеньон, и алеутский калан начинает пользоваться камнями, если (в зоопарке) ему дать более крупных моллюсков, снабженных более прочными раковинами, чем те, которыми он питается в родных местах. Вместе с тем и на Алеутских островах обходятся без камней лишь взрослые особи; молодые, а значит, и более слабые животные пользуются ими. Следовательно, каланы пользуются орудиями только в тех случаях, когда не могут разрушить твердую оболочку жертвы одними зубами, Потенциальная способность к орудийным действиям присуща, очевидно, всем морским выдрам.

Это относится не только к данному частному случаю, но к орудийному поведению животных вообще; животные подчас употребляют орудия не потому, что они особенно умны, просто к этому их принуждает жизненная необходимость. Если возможно, они охотно и прекрасно обходятся без орудий, и этим в корне отличаются от человека. В отличие от созидательной трудовой деятельности человека орудийная деятельность животных имеет чисто биологическое адаптивное значение и всецело определяется только экологическими факторами.

Конечно, высокий уровень психического развития (в частности, каланам в этом отказать нельзя) повышает потенциальные возможности использования предметов в качестве орудий, обеспечивает более широкие возможности осуществления орудийных действий и позволяет переносить такие действия в новые ситуации, применять их даже в весьма необычных условиях. Например, по сообщению Кеньона, калан, помещенный в вольеру, стучал камнем по стенке бассейна с такой силой, что отбивал куски цемента. Видимо, здесь проявилась упомянутая способность к употреблению камней для отбивания моллюсков с подводных скал. Но, кроме того, калан ударял камнем и по дверной задвижке, да так, что можно было принять эти действия за попытки отодвинуть задвижку.

Таким образом, у каланов существует, очевидно, предрасположение к употреблению камней в качестве орудий. Возможно, дело обстоит так же, как у птенцов дятловых вьюрков, т. е. детеныши каланов избирательно относятся к камням, выделяют их среди других предметов и играют с ними (такие случаи действительно наблюдались). Но в дальнейшем все зависит от конкретных условий, в которых окажется вьюрок или калан, ибо возможность и необходимость осуществления орудийных действий всецело обусловливаются экологической ситуацией, с которой животное столкнется. Если можно прожить без орудийных действий, потенциальная способность к их выполнению остается у калана "про запас". Думается, что так обстоит дело и у других млекопитающих (включая обезьян); может быть, в этом кроется одна из причин того, что они очень редко пользуются орудиями.

Следует рассказать еще об одной форме употребления орудий каланом, причем в сфере комфортного поведения. Наблюдали, как животное чистило свою шерсть пучком морской травы, что, вообще говоря, не должно особенно удивлять, ибо каланы не только часто отдыхают, лежа на спине, на поверхности воды среди зарослей морской капусты, но в летнее время предпочитают в такой позе спать в этих зарослях. По сообщению советских исследователей калана И. И. Барабаш-Никифорова и С. В. Маракова, они обматывают себя длинными слоевищами этих водорослей, что страхует их от сноса течением во время сна. Калифорнийские каланы ночью также "встают на якорь", уцепившись за водоросли.

Прежде чем расстаться с животными водной стихии, упомянем еще случай, происшедший в бассейне одного дельфинария. Афалина, неоднократно наблюдавшая, как водолаз очищает скребком подводное смотровое окно от водорослей, также принялась "чистить" это окно сначала пером чайки, затем рыбой, камнем, бумагой и другими доступными ей предметами. Здесь, конечно, не приходится говорить об употреблении орудий, ибо действия дельфина не повышают эффективность какой-либо из сфер его жизнедеятельности, а являются лишь формами подражательного манипулирования предметами, возникшими в результате подражания орудийным действиям человека в условиях постоянного тесного общения с ним.

Другая афалина наблюдала за водолазом, соскребавшим со дна бассейна водорослевые обрастания ковшевым скребком, соединенным со шлангом, через который отсасывалась образующаяся муть. После окончания работы аппарат был оставлен в бассейне. Дельфин долго обследовал его и манипулировал им, в результате чего остатки водорослей просочились из шланга и образовали в воде небольшое облачко. Афалина тут же съела их, а через несколько часов после удаления аппарата ее увидели с куском кафельной плитки во рту, которым она срезала куски водорослей со дна бассейна. Заготовив таким способом определенное количество водорослей, афалина бросила плитку, съела водоросли, потом снова подняла ее, чтобы "сбрить" еще одну порцию водорослей, и т. д. В рассматриваемом нами случае подражание орудийным действиям человека привело к непосредственному биологическому эффекту, оказалось выгодным дополнением к обычным пищедобывательным действиям животного и в этом смысле повышало эффективность его поведения. В результате первоначальные имитационные движения закрепились и переросли в подлинное орудийное поведение. Это наблюдается и у других млекопитающих, постоянно общающихся с человеком. Не исключено, что именно так обстояло дело в приводимом ниже случае, происшедшем в Базельском зоопарке.

В этом зоопарке молодая 3-летняя самка очкового медведя по кличке Тена стала жердью сбивать листья и плоды клена, ветки которого свисали в вольеру, где она содержалась вместе со своей матерью и взрослым 5-летним самцом. Самец вполне мог дотянуться до этих веток, если вставал во весь рост на задние лапы. Тена также поднималась во весь рост, но лишь для того, чтобы размашисто бить по веткам жердью, которую она прижимала передними лапами поперек тела к груди. При этом жердь находилась между предплечьем и плечом одной лапы, другой же лапой медведица придавливала конец жерди книзу. В результате противоположный конец жерди поднимался кверху. В первый день эти действия продолжались без перерыва в течение получаса, потом они неоднократно повторялись, а в дальнейшем выполнялись уже систематически, К сожалению, сотрудник зоопарка, описавший этот эпизод, не присутствовал при первоначальных действиях Тены, и поэтому неизвестно, какие манипуляции жердью привели медведицу к использованию этого предмета в качестве орудия. Но достоверно известно, что никто не обучал ее таким действиям, поскольку она родилась в этом же зоопарке.

Большой интерес представляет следующее наблюдение: когда в распоряжении Тены оказались две жерди] одна 2-метровая, другая 4-метровая, она, сидя, сперва примерила более короткую палку, т. е. поставила ее вертикально перед собой и посмотрела вдоль нее вверх. Однако, увидев, что жердь не достает до листвы, отложила ее в сторону и взяла длинную жердь, которой и стала вновь успешно сбивать листья и плоды. Интересно также, что впоследствии Тена пыталась вытащить палкой кусок хлеба, плавающий в водоеме, а также дотянуться ею до плавающей там птицы.

Спустя два месяца после первых орудийных действий Тены самец стал также пытаться применять палки для сбивания листвы, но на первых порах его движения были весьма неуклюжими, и палка то и дело падала из его лап. Это обстоятельство согласуется с наблюдениями, сделанными, в частности, над обезьянами: молодые животные легче и быстрее научаются несвойственным виду новым формам манипулирования, а более старые особи - труднее и медленнее, причем чаще всего путем подражания молодым.

В формировании орудийных действий Тены, несомненно, решающую роль сыграли искусственные условия ее жизни в неволе - ограничение свободы передвижения (невозможность добраться до веток с плодами), однообразие кормового рациона, вероятно, обыкновенная скука и, конечно, постоянное общение с человеком, дающее богатый материал для "расширения кругозора", и подражание его действиям. У психически более развитых особей, каковой, несомненно, и была Тена, это приводит к изобретению новых способов решения задач, возникающих в жизни животного (в данном случае применение орудия). В этом примере отчетливо проступает наличие потенциальных способностей к орудийным действиям, реализуемым, однако, лишь в случае нужды. Ведь свободно живущие медведи не пользуются орудиями - свои "жизненные проблемы" они прекрасно решают без оных, равно как и более крупному самцу в вольере они не понадобились (ему достаточно было подняться во весь рост). А то, что он впоследствии в порядке подражания все же пробовал воспользоваться изобретением Тены, только показывает, что потенциально и он был с самого начала способен сбивать ветки и плоды клена палкой, хотя и оказался не столь ловким и, вероятно, сообразительным, как Тена.

Говоря о том, что медведи на воле не пользуются орудиями, необходимо внести небольшое уточнение; сообщалось об одном случае, когда белый медведь обрушил глыбу льда на голову спящего моряка. К таким сообщениям следует, однако, относиться с большой осторожностью. Прицельное бросание камней, веток и других предметов в людей наблюдали у шимпанзе (о чем еще пойдет речь), а также однажды у ворона: самец и самка защищали свое гнездо, расположенное на 20-метровом утесе, от карабкающихся к нему людей, забрасывая их камнями. Делали они это уже описанным образом: взяв камень в клюв, птица рывком головы швыряла его в нужном направлении. Самый большой из этих камней был диаметром 8 см и 2,5 см толщиной.

Хищные млекопитающие виверры бросают птичьи яйца себе под ноги и разбивают их, но Дж. ван Лавик-Гудолл в одной из своих книг попутно упоминает, что видела, как молодые виверры (мунго) бросали в яйцо камни.

Может показаться неожиданным, но иногда орудиями пользуются и копытные (точнее, парнопалые), т. е. животные, конечности которых лишены хватательной функции. Предметы, употребляемые как орудия, эти животные фиксируют рогами. Сотрудник Приокско-Тер-расного заповедника однажды рассказал мне, что видел, как разъяренный самец - зубр, безуспешно пытавшийся прорваться через ограду к самке, которая находилась в загоне напротив, поддел головой бревно, поднял его на рога и потащил к ограде, затем задвинул под нее один конец бревна и принялся орудовать им как рычагом. В результате зубру удалось с помощью этого орудия частично поломать ограду. Сотруднику заповедника удалось заснять эту сцену, и он показал мне снимки, а также покореженный зубром бетонный столб ограды.

Известны случаи употребления орудий у слонов в неволе. Так, посетители зоопарков могут подчас увидеть, как слоны почесывают голову и спину палкой, которую держат хоботом. Кроме того, и это пришлось испытать мне самому, слон, когда он "не в духе", может швырнуть в человека то, что попадется ему "под хобот". В моем случае это была щетка, которой его обычно чистил служитель.

По свидетельству бывшей заведующей отделом молодняка Московского зоопарка В. В. Чаплиной, содержавшийся в этом зоопарке слон Шанго "крепко возненавидел" своего служителя и при каждом удобном случае бросал в него камни, причем выбирал самые крупные из всех, что находил в вольере. Дело дошло до того, что однажды слон, увидев служителя в помещении, окна которого выходили на слоновую горку, бросил в него через окно огромный камень и едва не попал ему в голову. Следом полетели другие камни, что заставило всех сотрудников в панике покинуть помещение. После этого случая из вольеры убрали все камни и даже просеяли землю, но и это не помогло - слон стал бросать в служителя буханки хлеба, свеклу, картошку и другой корм. Пришлось служителя перевести на другую работу.

Бросают слоны и сыпучий материал - землю, песок. Когда во время войны в вольеру упала зажигательная бомба, Шанго забрасывал огонь песком до тех пор, пока бомба не погасла и на ее месте не вырос холмик, который слон затем яростно топтал, пока не сровнял с землей. Общеизвестно еще одно орудийное действие слонов - прицельное поливание водой. Любил это делать и Шанго, обрушивая из своего хобота на беспечных посетителей мощные струи воды, забранной им из водоема слоновника.

Наконец, не исключено, что у слонов существует и преподнесение "свадебных подарков". Так во всяком случае можно толковать эпизод "ухаживания" Шанго за слонихой Молли, когда он бросил ей через перегородку буханку хлеба. До этого слониха реагировала на все его "знаки внимания" (движения, звуки) отрицательно и сторонилась его, но, приняв от нею хлеб, Молли тут же пошла на сближение с Шанго и позволила гладить себя хоботом. Впоследствии у этой пары появился слоненок Москвич, первый в мире слоненок, родившийся в неволе.

Все эти примеры относятся к поведению слонов в условиях их содержания в зоопарках. При работах же, к которым их привлекают в Индии, слоны орудий не применяют, равно как нет сведений о каких-либо орудийных действиях у дикоживущих слонов (за исключением использования палок для почесывания).

В целом, как мы видим, млекопитающие употребляют орудия очень ограниченно и уступают в этом отношении птицам. Объясняется это тем, что орудия играют лишь вспомогательную роль в жизни животных и отнюдь не являются решающими факторами их эволюции Высокий уровень приспособленности строения и поведения млекопитающих к условиям существования, высокая эффективность их весьма совершенных "рабочих" органов - ротового аппарата и конечностей, исключительная гибкость поведения вполне обеспечивают успешное выполнение всех жизненных функций без применения вспомогательных средств (орудий). И только в исключительных или даже экстремальных случаях они прибегают дополнительно к орудийным действиям, и тогда, как мы могли убедиться, млекопитающие вполне умело и главное изобретательно оперируют разнообразными предметами.

То же самое, разумеется, относится и к птицам. Однако превращение передних конечностей в крылья лишило их возможности использовать эти конечности для оперирования предметами или во всяком случае крайне ограничило эти возможности. Правда, хватательная функция задних конечностей сохранилась, и у большинства птиц хватание предметов пальцами ног играет большую роль в их жизни. Но все же при таком положении дел, очевидно, чаще возникает необходимость прибегнуть к использованию вспомогательных средств, орудий, хотя бы уже потому, что ноги нелетающей птицы должны постоянно выполнять свою опорную функцию. Это, вероятно, одна из причин более частого, чем у млекопитающих, употребления орудий птицами.

Напрашивается вопрос: можно ли говорить об эволюции орудийного поведения? Мы видели, что орудийные действия наблюдаются у животных исключительно редко и во всех отношениях определяются только экологическими особенностями жизнедеятельности. Сходство некоторых форм употребления орудий у беспозвоночных и высших позвоночных обусловлено именно сходством биологических проблем, возникающих в жизни этих животных. Никакой же генетической связи, никакого родства между этими формами орудийного поведения нет. Ученые говорят в таких случаях об аналогиях, обусловленных сходством образа жизни представителей соответствующих видов.

Поэтому говорить о какой-то особой эволюции орудийного поведения в мире животных явно не приходится. Говорить о такой "эволюции" - это все равно, что говорить об эволюции от осьминога до слона, на что мы и намекали заголовком к этой главе. По этому now воду вспоминается, как выдающийся советский зоолог Б. С. Матвеев высмеивал некоторых физиологов, строивших схемы эволюции поведения животных, как он говорил, "от варана до барана".

Если же учесть истинные пути эволюции животного мира и многообразие экологических факторов поведения животных и не пытаться во что бы то ни стало находить какие-то филогенетические связи между "высшими" и "низшими" формами орудийных действий, то изучение орудийного поведения разных животных, безусловно, дает ценнейший материал для познания их психической деятельности, в частности ее потенциальных возможностей. На огромное адаптивное значение последних со всей определенностью указывал А. Н. Северцов, причисляя их к ведущим факторам эволюции животных.

Следует, очевидно, говорить не об эволюции самих орудийных действий, а о прогрессивном развитии потенциальных возможностей их выполнения в процессе эволюции психики, которая, в свою очередь, является составной частью общего процесса эволюции животного мира.



• Перейти в оглавление раздела: Инстинкт и Инстинктивное поведение
• - использование животными орудий ; ; ; ;

ИССЛЕДОВАНИЕ ОРУДИЙНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖИВОТНЫХ

Ж.И. Резникова, Институт систематики и экологии животных СО РАН; Новосибирский государственный университет. Опубликовано: Журнал общей биологии, 2006, N1

В последние три десятилетия в этологии выделилась в качестве отдельной области когнитивная этология, изучающая познавательные процессы у животных и опирающаяся во многом на методы и подходы психологии (Griffin, 1976, 1992; Allen, Bekoff, 1997; Shettleworth, 1998; Резникова, 2000, 2005 [см. Введение и глава 8]; Bekoff, 2002). Проблемы когнитивной этологии связаны с наиболее сложными психическими процессами у животных и имеют непосредственное отношение к поиску эволюционных корней интеллектуальной деятельности человека. В течение столетий использование орудий считалось одним из самых надежных поведенческих признаков, отличающих человека от других биологических видов. Правда, внимательные наблюдатели давно обращали внимание на то, что животные могут использовать в своей деятельности разные предметы.

Наблюдения за обезьянами, раскалывающими камнями орехи, и слонами, которые прогоняли ветками мух, встречаются в средневековых книгах. Дарвин (Darwin, 1871) привлек внимание научной общественности к использованию орудий животными и показал, что человек – не единственный вид, манипулирующий предметами для достижения цели.

С развитием этологии, во второй половине XX-го столетия, список видов, к которым приложимо понятие орудийной деятельности, был существенно расширен. Появилось множество вопросов: почему представители одних видов используют орудия, а других видов - нет; насколько животные компетентны в свойствах и связях предметного мира, в какой мере сказывается на проявлении орудийной активности животных индивидуальный и социальный опыт, и насколько она определяется генетической программой. Автору пришлось столкнуться с этими проблемами при обсуждении связи между коммуникативным и орудийным поведением муравьев, в дискуссиях, неоднократно возникавших на этологических конференциях (Reznikova, 1995, 2001; Reznikova, Ryabko, 1997).

Несмотря на то, что орудийное поведение животных неоднократно рассматривалось в монографических сводках и учебниках (Гудолл, 1992; Beck, 1980; McGrew, 1992, 2004; Резникова, 2000, 2005 [см. Введение и глава 8]; Зорина, Полетаева, 2001), задача анализа накопленных результатов в рамках парадигмы когнитивной этологии остается актуальной. Исследование орудийной деятельности является замечательным инструментом для экспериментаторов, изучающих пределы интеллектуальных возможностей животных. Использование этого подхода порождает все новые продуктивные гипотезы в области когнитивной этологии и сравнительной психологии. Пояснением может служить использование языков-посредников для изучения интеллекта животных, прежде всего, человекообразных обезьян (Gardner B., Gardner R., 1969; Savage-Rumbaugh,1986), а также попугаев (Pepperberg, 1987) и дельфинов (Herman, 1986).

Вступив в “диалог” с животными, исследователи сумели не только оценить потенциал их коммуникативных возможностей, но и получить непосредственные “ответы” обезьян и попугаев на вопросы, касающиеся свойств, формы, количества предметов. Однако в диалог можно вступить только с потенциально “говорящими” видами, т. е. с такими, которым можно предложить адекватный язык-посредник. Представители “умелых” видов предоставляют исследователям дополнительные возможности для познания пределов когнитивных способностей. Решая поставленные экспериментаторами задачи с помощью орудий, животные дают возможность наблюдателю судить о том, как они выбирают предметы для изготовления орудий, как оценивают их свойства, предвидят ли результаты своих действий, улавливают ли закономерности перемещения предметов в пространстве и во времени.

В обзоре, на базе краткого описания феноменологии орудийной деятельности, проанализированы экспериментальные исследования когнитивных аспектов орудийного поведения животных. Систематизация последних достижений в данной области знаний дает основания рассматривать орудийное поведение животных как эффективный методологический инструмент для интегральной оценки когнитивных возможностей ряда биологических видов.

Фабри К. Э.

Орудийные действия животных.

Что понимать под орудиями у животных?. 3

От осьминога до слона….. 9

Орудийные действия обезьян. 19

Орудийные действия животных и проблема зарождения трудовой деятельности. 24

Фабри К. Э. Орудийные действия животных. М., «Зна­ние», 1980 г.64 с.

(Новое в жизни, науке, технике. Серия «Биология», 4. Издается ежемесячно с 1967 г.)

Фабри Курт Эрнестович - доктор психологических наук, кандидат биологических наук, руководитель зоопсихологической лаборатории факультета психологии МГУ. Он - автор свыше 140 научных статей по вопросам зоопсихологии, этологии, сравнительной психо­логии, антропогенеза и др. Основной труд - «Основы зоопсихологии (М., Изд-во МГУ, 1976),

Много лет назад в джунглях Центральной Африки один охотник на слонов подарил английскому путешест­веннику, фотографу-анималисту и писателю Ч. Киртону найденыша-шимпанзенка. Детенышу не было еще года, но его новый хозяин в первый же день обнаружил, что это была «не только обезьяна», а исключительно ода­ренное интеллектом существо. Тото, так прозвали шимпанзенка, стал спутником Киртона в его путешествии, а затем был привезен им в Англию. В «Биографии одного шимпанзе» Киртон писал о нем как о любимом друге и считал его умнейшим «среди миллиона шимпанзе», «обезьяньим гением».

Действительно, Тото прославился своей сообрази­тельностью, умением находить выход из трудных поло­жений благодаря высокоразвитой наблюдательности, изобретательности и способности умело воспользоваться раз увиденным. Свидетелей его удивительных деяний приводило также в восторг его дружелюбное отношение к человеку, «прилежное» поведение и превосходное усвоение им навыков человеческого быта. При всем этом Киртон уверял, что никогда специально не занимался обезьяной, ничему ее не обучал и специально не трени­ровал ее умственные способности: Тото все делал по соб­ственной инициативе, в основном подражая людям, и в его проделках не было ничего общего с цирковыми трю­ками.

Однажды Тото подарили большую бутылку с вишней внутри. Вишня была взята из варенья, она была скольз­кая и такой величины, что не выкатывалась через гор­лышко. Сперва Тото пытался извлечь вишню из бутылки пальцем, но это ему не удалось, и тогда он поставил ее перед собой на стол и вроде бы задумался. Посидев так немного, Тото вдруг оглянулся и обвел комнату взгля­дом, потом быстро вскочил и подошел к стоявшему на буфете блюду с остатками вареной курицы. Выбрав длинную тонкую косточку, он вернулся к бутылке, засунул в нее косточку, перевернул бутылку вверх дном и медленно извлек из нее вишню, зацепив ее кончиком косточки.

В другой раз, дело было на корабле, увозившем Тото в Европу. Хозяин, отправляясь ужинать, запер его в каю­те, а ключ положил для стюарда в коридоре перед дверью на пол. Было подано третье блюдо, когда Тото показался в дверях столовой. Проведенное Киртоном расследование этого «таинственного дела» выявило, что Тото, должно быть, слыхал, как хозяин положил снару­жи ключ на пол и, заглянув через щель под дверь, уви­дел его там. Убедившись в том, что ключ невозможно просто взять пальцами, Тото стал искать предмет, с по­мощью которого можно было бы овладеть ключом. Уви­дев свою зубную щетку, он воспользовался ею для этой цели. Отпирание же двери ключом было для Тото при­вычным делом.

На том же корабле Тото «открыл прачечную». По словам Киртона, «он нашел на борту ведро с водой и, поскольку любая малая мера воды его всегда побуж­дала или пить, или мыть, он огляделся в поисках чего-либо пригодного для стирки. Не обнаружив ничего под­ходящего, он отправился в нашу каюту и взял один из моих носовых платков, а потом еще один и еще один». Получив от Киртона вдобавок кусок мыла, Тото стал стирать каждый платок до тех пор, пока на нем не оста­лось ни единого пятнышка, и вешал его потом на ка­нат - один платок рядом с другим. Это занятие так понравилось пассажирам, что вскоре добрая половина едущих на корабле стала приносить Тото свои платки, и он продолжал это занятие на протяжении почти всего плавания.

«Как только белье высохло,- рассказывает далее Киртон, - Тото собрал несколько штук в кучу и вручал по одному платку каждому пассажиру, поднявшемуся по лестнице на палубу. Один только был недостаток в этом Деле - нельзя было быть уверенным в том, что тебе вернули собственный платок, но, по моему опыту, этот недостаток присущ деятельности и многих других прачечных». Пассажиры же затеяли новую игру в «обмен платков», позволившую им скоротать время в плавании.

В конфликтных ситуациях Тото пускал в ход камни и палки. Так, однажды на него напало пять свирепых собак. Увидев их, Тото немедленно схватил одной рукой камень, а другой - палку и, выпрямившись во весь рост, пошел им навстречу. Собаки, рыча, приближались к нему. Тогда он остановился, топнул ногой, бросил в них камень и стал угрожающе размахивать палкой над головой. Собаки немедленно бросились наутек.

Однако Киртон заметил, что такой эффект достигался лишь при встрече с психически достаточно развитыми врагами-. Когда Тото однажды, еще в тропическом лесу, пытался воздействовать подобным образом на огромную крысу, он потерпел поражение. Полу укрывшись, крыса сидела в углублении у ствола большого дерева. Сперва Тото пытался ее обследовать с помощью небольшой пал­ки: толкал ее и одновременно пристально "смотрел на нее. Но вдруг крыса подскочила и укусила Тото. Тогда он отступил на несколько шагов и «погрузился в раз­думья». Наконец он взял другую палку, побольше, от­ломил от нее боковые ответвления и бросился. на врага. Но крыса не дала себя запугать и стойко перенесла даже нанесенные ей палкой два-три удара. Когда же шимпанзе проявил неосторожность и почти вплотную Приблизился к ней, она вновь на мгновение выскочила из укрытия и опять укусила его в палец. Тото пришлось покинуть поле боя. (Интересно отметить, что крыса уку­сила не палку, которой ее били, а руку, державшую палку, что отнюдь не свидетельствует о ее якобы психи­ческой неполноценности, которую ей приписывает Киртон).

Какую оценку заслуживают эти сценки из жизни Тото, описанные более полувека назад? Не выдумки ли это, не увлекся ли автор при описании поведения его любимца, не допустил ли искажающие суть дела преуве­личения? Словом, заслуживают ли эти удивительные истории доверия?

Ну что же, можно сослаться на мнение большого знатока животных И. Г. Гагенбека, который был хо­рошо знаком с поведением шимпанзе и других обезьян. Он со всей определенностью признал даже самые уди­вительные истории, рассказанные Киртоном из жизни Тото, вполне правдоподобными и достоверными. Но если и допустить некоторое приукрашивание, почти не­избежное при беллетристической форме изложения, да принять во внимание, безусловно, произвольное, субъек­тивное толкование Киртоном поведения Тото, совершенно неоправданное очеловечивание, антропоморфизацию мотивов его действий и приписывание обезьяне способ­ности мыслить и рассуждать на человеческий манер, то мы имеем здесь дело с превосходным художественным описанием интеллектуального поведения шимпанзе и блестящими примерами основных форм орудийных дей­ствий, встречающихся у этих обезьян в условиях их по­стоянного тесного общения с человеком.

Правда, при всем уважении к психическим способно­стям Тото его невозможно признать самым гениальным среди миллиона шимпанзе, как считал Киртон, потому что с тех пор в научной литературе не раз появлялись подобные или иные, не менее поразительные свидетель­ства исключительно высоких интеллектуальных способ­ностей этих антропоидов. Конечно, как показывает стро­го научный анализ, эти способности в своей сущности совершенно иного рода, чем у человека, но здесь важно отметить, что интеллектуальное поведение обезьян, их способность к своеобразному мышлению чаще всего тес­но связаны с орудийной деятельностью, с употребле­нием разного рода палок, камней и тому подобных пред­метов в качестве орудий. Соответственно и научные ме­тоды изучения интеллекта животных вообще и обезьян в частности основаны прежде всего на выявлении спо­собности животного к решению задач с помощью посто­роннего предмета - орудия. Но с другой стороны, как мы еще увидим, не всякое применение животным орудия в естественных условиях свидетельствует о его высоко­развитых интеллектуальных способностях, в частности о способности к мышлению.

Вместе с тем орудийную деятельность животных, особенно обезьян, со времен появления эволюционного учения Ч. Дарвина с полным основанием связывают с происхождением человека. Безусловно, использование нашими животными предками предметов в качестве ору­дий послужило одной из важнейших предпосылок за­рождения трудовой деятельности, а тем самым и самого человека. Хорошо известны слова Ф. Энгельса о том, что «труд создал самого человека», что труд - основа человеческого разума. Но труд невозможен без приме­нения орудий труда, а эта чисто человеческая способ­ность выросла из орудийной деятельности животных, точнее сказать, формировалась на ее основе.

Что же считать орудийной деятельностью у животных, какие конкретно ее формы легли в основу зарож­дающихся трудовых процессов у наших древнейших предков, и как вообще предметная деятельность живот­ных могла превратиться в человеческий труд? Современ­ная наука уже может с большей или меньшей опреде­ленностью дать общий ответ на эти важные вопросы, которые будут затронуты и на страницах этой брошюры, но все же многое остается еще неясным и нуждается в дальнейшем усиленном изучении.

Необходимо отметить, что особенно в последние годы эти вопросы привлекают пристальное внимание многих ученых. Были получены ценные сведения о поведении обезьян на воле и новые данные экспериментальных исследований, которые побуждают к частичному пере­смотру некоторых устоявшихся представлений. Но если раньше многие специалисты были склонны принизить психический уровень обезьян, в частности человекооб­разных, и иногда даже отказать им в способности к под­линной орудийной деятельности, то сейчас некоторые авторы впадают в противоположную крайность. Так, в американских и западноевропейских публикациях неред­ко проступает тенденция к отрицанию качественных раз­личий между поведением человека и человекообразных обезьян, а в принципе - между человеком и высшими животными вообще. И если было ошибочным прежнее мнение о том, что обезьяны, например, не способны из­готовлять орудия, то уж совершенно неверно сенсацион­но рекламируемое утверждение, будто между орудий­ными действиями человека и шимпанзе нет принципи­альных различий, как якобы и вообще нет существен­ных различий между поведением человека и животных. Конечно, такие утверждения лишены научной основы, а попытки низвести человека до уровня животного пред­принимались не раз и в прежние времена. Но в наше время подобным биологизаторским постулатам довольно ловко придают солидный наукообразный вид путем тен­денциозного толкования результатов новых научных ис­следований. Таким образом, проблема орудийных дей­ствий животных приобретает также немалое философ­ское и идеологическое значение.

Итак, орудийные действия обезьян, как и других жи­вотных,- не только неотъемлемая составная часть цир­кового репертуара и комедийного жанра кинематографа, но прежде всего предмет серьезного и глубокого научного изучения. Занимаются этим зоопсихологи, которые разработали специальные экспериментальные методы позволяющие исследователю получить объективную ко­личественную и качественную характеристику поведения животного. Психологический анализ этих данных и дает нам подлинно научные знания об орудийной деятель­ности животных и ее психических компонентах, знания, крайне необходимые для познания как эволюции пси­хики в пределах животного мира, так и предыстории и закономерностей антропогенеза. Всем этим определя­ются особый интерес и научная значимость освещаемой в этой брошюре проблемы.

Что понимать под орудиями у животных?

Дать ответ на этот вопрос не так уж просто - он не раз был объектом дискуссии ученых, -- и нельзя ска­зать, чтобы на сегодняшний день было достигнуто все­общее согласие. Но, как правило, орудиями у живот­ных принято считать внешние, т. е. не находящиеся внутри организма, посторонние, не являющиеся состав­ной частью тела животного (не относящиеся к его мор­фологии), объекты, играющие для него роль вспомогательных средств, употребление которых определенным образом повышает эффективность поведения в какой-либо сфере жизнедеятельности или даже уровень всего поведения в целом.

Однако это определение недостаточно и неполно. Очень важны и существенны, с нашей точки зрения, следующие два критерия: 1) объект с указанными при­знаками, не являясь частью тела, должен вместе с тем служить продолжением последнего, т. е. животное дол­жно во время или хотя бы в начале использования пред­мета в качестве орудия осуществлять непосредственный физический контакт с ним; 2) при употреблении орудия животное устанавливает связь между двумя предмета­ми - орудием и объектом воздействия. Понятно, что объектом воздействия может быть и другое животное, Исключительно важный момент при всем этом - актив­ный характер употребления орудий, т. е. орудийных дей­ствий. Причем надо подчеркнуть, что животное активно действует орудием, а не объектом воздействия: оно бе­рет предмет и приводит его в целенаправленное дви­жение таким образом, что вносит в объект воздействия полезные для себя изменения (его формы, структуры или местонахождения). У подвергшихся воздействию жи­вотных могут также возникнуть полезные для действую­щей особи изменения физиологического и психического состояния. Следовательно, орудийные действия живот­ных - это специфическая форма обращения с предме­тами, при которой одним предметом воздействуют на другой предмет (или животное), в результате чего воз­никает опосредованное (через орудие) отношение между животным и объектом воздействия, приводящее к био­логически ценному для животного результату.

Безусловно, правы те ученые, которые отклоняют от­стаиваемые некоторыми исследователями поведения жи­вотных (в частности, английским этологом В. Торном): критерии, в основе которых лежит якобы понимание жи­вотным смысла своих орудийных действий. На самом деле далеко не все, животные, употребляющие орудия, способны на это, и поэтому подобное требование су­жает понятие «орудийные действия» до орудийных дей­ствий интеллектуального типа.

Нельзя чрезмерно сужать понятие «орудие», но нель­зя также считать орудием любой посторонний предмет, применяемый животным при осуществлении своих жиз­ненных функций. Нельзя, например, считать орудием субстрат, на котором животное выполняет какие-либо жизненные функции, скажем, брачные „церемонии или обрабатывает пищевые объекты. Во втором случае вы­бор таких мест определяется в первую очередь физи­ческими свойствами субстрата (твердая, ровная или, наоборот, шероховатая, с углублениями поверхность, на­личие острых выступов и т. п.). Из врановых ореховка, как пишет известный советский зоолог-натуралист А. Н. Формозов, «не справляется с раскалыванием оре­ха лещины путем обычного сжимания его в клюве: он для этого слишком велик и прочен. Ореховке приходится разбивать орех, как дятлу, сильными ударами острия клюва, поместив его предварительно в удобную щель или ямку на верхушке пня, лежащей на земле колоды, и т. п. ...Обнаружив отвечающее этим условиям место, она использует его многократно». Аналогично ведут себя и поползни - обыкновенный, тоже питающийся орехами лещины, а также желудями, и кавказский, по­требляющий буковые орешки. Эти птицы разыскивают в коре или древесине деревьев щели, подходящие по величине размерам ореха или желудя, загоняют туда свою находку и принимаются ее энергично долбить. Вы­долбленные орехи они оставляют в щелях.

Дятлы сами делают отверстия и углубления для фиксации шишек, выдалбливая разнокалиберные «стан­ки» в стволах деревьев или пеньках, и пользуются ими постоянно. А. Н. Формозов так описал этот процесс: «Дятел слетает со станка, оставив в нем разбитую шиш­ку... Вскоре вы видите, как, найдя шишку и несколько раз ударив клювом по ее черешку, дятел на одно мгно­вение повисает на шишке в воздухе и, оторвав собствен­ной тяжестью, слетает вниз к станку. Здесь, цепко дер­жась за неровности коры, он перекладывает ношу в лапы и начинает клювом выдергивать из станка ста­рую, разбитую шишку. Одним движением головы дя­тел швыряет ее в сторону, крепко заколачивает в ста­нок свежую шишку, легким ударом проверяет, хорошо ли она держится, и начинает разбивать чешуи, доста­вать смолистые мелкие семечки».

Как видим, дятлы не только используют, но и пред­варительно обрабатывают субстрат (кору, древесину) для облегчения последующих действий с целевым (пи­щевым) объектом. Здесь обнаруживаются определен­ные черты сходства не только с употреблением, но даже с изготовлением или хотя бы подготовкой орудия. Однако все действия птицы направлены лишь на суб­страт пищеобрабатывающих действий, осуществляемых единственно и непосредственно органами животного - клювом и конечностями; ведь ни корой, ни древесиной птица не оказывает никакого воздействия на шишку.

Отметим попутно, что обозначение «станок» можно здесь принять лишь как своеобразную метафору, но не как научный термин, ибо выдалбливаемые дятлом дырки не имеют ничего общего с подлинным станком, ска­жем, таким инструментом для фиксации обрабатывае­мых предметов, как тиски. Даже самые примитивные станки изготовляют с помощью других орудий труда, «станки» же дятла вообще не орудия, а лишь адаптив­ные видоизменения субстрата, наподобие, например, норы. В этом отношении нет принципиальной разницы между тем, долбит ли дятел кору, чтобы извлечь из ствола дерева насекомое или чтобы поместить туда дру­гой пищевой объект - шишку. Правда, во втором слу­чае животное производит синтетическое действие, сое­диняя подвижный объект с неподвижным субстратом, но в таких действиях многие птицы проявляют и значи­тельно больше умения - достаточно вспомнить их ис­кусно построенные гнезда.

Нельзя также отнести к разряду орудий развилки веток, в которых белки развешивают для сушки грибы, или шипы, на которые сорокопут насаживает свою до­бычу - жуков, ящериц, полевок и других мелких жи­вотных. Нельзя квалифицировать как орудийные и та­кие действия животных, при которых они ударяют за­жатыми в клюве или зубах пищевыми объектами об твердый субстрат (землю, камень, ветку и т. п.). Обще­известно, что так поступают многие птицы и млекопи­тающие перед поеданием добычи, обладающей какими-либо неприятными для них свойствами, например твер­дой оболочкой или колючей поверхностью, или если это еще сопротивляющаяся жертва.

Такими движениями они очищают, обезвреживают или соответственно умерщвляют добычу. Например, африканский зимородок (Ceryle rudis) проглатывает пойманных мелких рыбок на лету, но с рыбой размером больше 55 мм он возвращается на ветку, об которую не­пременно ударяет ее головой, прежде чем проглотить. Зимородок держит при этом рыбу в клюве под прямым углом к нему. Удары сопровождаются встряхиванием жертвы и наносятся с сокрушающей силой, причем тем чаще и энергичнее, чем крупнее рыба и чем сильнее она извивается. Правда, так же зимородок поступает и с мертвыми рыбами и даже не пригодными к поеданию (сильно подсушенными), но в этих случаях это делается значительно реже, медленнее и менее энергично. Этот способ умерщвления добычи - врожденный, видотипичный; он проявляется у всех птиц этого вида одинаковым образом, в том числе у особей, выращенных в пол­ной изоляции от себе подобных и не имевших возмож­ности наблюдать за такими действиями сородичей.

В сущности, такой способ предварительной обработки пищевого объекта вполне аналогичен другому приему, распространенному среди некоторых птиц, и который иногда ошибочно приводят в качестве примера орудий­ного действия. Это сбрасывание похищенных яиц с твер­дой скорлупой на скалы или камни. Однажды наблю­дали, как молодой бородач (Gypaetus barbatus) у кра­тера Нгоро-Нгоро в Танзании повторно бросал доволь­но крупную кость (длиной около 30 см) с высоты 40- 60 м на скалистый участок, где уже лежало много раско­лотых костей. Очевидно, птица регулярно добывала та­ким способом костный мозг из крупных костей. В Кали­форнии наблюдали, как вороны многократно роняли на асфальт твердые грецкие орехи, а затем, когда их раз­давливали проезжающие автомобили, они подбирали крохи ядрышек. У ученого, описавшего эти случаи, сло­жилось мнение, что вороны могли это сделать «пред­намеренно», что, естественно, свидетельствовало бы о высоком уровне психического развития этих птиц.

Конечно, все эти формы поведения птиц представ­ляют большой научный интерес. Здесь важно отметить, что всем этим предметным действиям, как и подлинным орудийным действиям, присуще активное установление животным связи между двумя объектами (пищевым объектом и субстратом). Однако по сравнению с ору­дийными действиями связь устанавливается здесь как бы в обратном порядке: животное действует не вспомо­гательным объектом (орудием) на целевой (пищевой) объект, а, наоборот, приводит последний в движение по отношению к вспомогательному объекту (неподвижному субстрату). Поэтому нельзя отнести к орудийным дей­ствиям, например, те случаи, когда птица сбрасывает яйцо на камень. Когда же птица поступает наоборот: бросает камень (вспомогательный объект) на яйцо (це­левой объект),- о чем речь еще впереди,- это настоя­щее орудийное поведение.

Серьезные сомнения вызывает причисление к ору­дийным действиям таких манипуляций, которые выпол­няются живыми неповрежденными животными, исполь­зуемыми при этом не как физические тела, а как особи, осуществляющие определенные жизненные функции. Могут ли вообще живые животные, а точнее, осуществ­ляемые ими биологические процессы считаться орудия­ми? Например, некоторые птицы «купаются» в мура­вейниках или, что для нас в данном случае важнее, ак­тивно засовывают клювом муравьев в свои перья. Слу­жат ли в таком случае муравьи орудиями, подобно па­лочкам, с помощью которых иногда почесываются не­которые попугаи или обезьяны? Ведь если в данном примере муравьев считать орудиями, то, очевидно, тако­выми следует считать и актиний, которых водружают на свои раковины раки-отшельники. Например, Pagurus arrosor снимает актинию клешнями со старой раковины, когда переселяется в новую, переносит ее к своему оби­талищу, держа в горизонтальном положении, а затем сажает на новую раковину прежде, чем самому забрать­ся туда. Если актинию отобрать, то рак начнет ее искать и, найдя, вновь посадит на свою раковину. А крабы из»рода Melia носят с собой также для защиты в каждой клешне первых ходильных ног по небольшой актинии из родов Sagartia или Bunocleopsis, ибо при опасности они извергают ядовитое вещество; краб в слу­чае нападения выставляет их навстречу врагу и стре­ляет в него как из пистолета.

Для всех этих примеров характерно активное воз­действие животного на целевой объект посредством по­стороннего вспомогательного объекта", в данном случае, другого животного. В" этом отношении описанные слу­чаи схожи с подлинно орудийным поведением. Но вме­сте с, этим обстоятельством возникает и совершенно но­вый элемент активности - элемент общения между жи­вотным и его живым «орудием», элемент взаимодейст­вия между двумя живыми организмами, что не только усложняет подобные действия, но и существенным обра­зом лимитирует их.

Совершенно ясно, что подлинное орудие по самому своему назначению не должно и не может обладать соб­ственной активностью. Только неживой предмет может стать всецело контролируемым эффективным «продолжением» тела животного, каковым и должно быть каж­дое настоящее орудие. К тому же живое животное нельзя, не погубив его, обработать, подправить (например, укоротить, удалить мешающие детали), что очень важно для прогрессивного развития орудийной деятельно­сти в мире животных, Очевидно, следует квалифицировать подобные случаи использования живых животных как особую форму симбиоза, которой присущи некото­рые признаки орудийных действий.

Некоторые специалисты полагают, что не только жи­вые животные, но и продукты их жизнедеятельности не могут считаться орудиями. Мне кажется, здесь необхо­дим дифференцированный подход.

К примеру, легко обнаружить градации использова­ния разными животными паутинок или других нитей животного происхождения, позволяющие проследить пе­реход от заведомо неорудийных к явно орудийным дей­ствиям. Гусеницы тутового шелкопряда и других бабо­чек вьют коконы из нитей, выделяемых шелкоотделительными железами. Подавляющее большинство пауков изготовляют из паутинных нитей сети, обволакивают пойманную жертву и свою кладку. Американские пауки рода Mastophora, вися на одной паутинке, держат на кончике одной из передних ног зажатую между когот­ками лапки другую нить с большой клейкой каплей на конце, которой они пользуются как лассо, метко бросая ее на пролетающих мимо насекомых. Личинки ручейни­ков скрепляют выделяемыми ими шелковистыми нитя­ми песчинки, частицы растений и другие предметы при постройке своих домиков либо делают домики целиком из паутины, а представители рода Hydropsycha изготов­ляют из этих нитей искусные ловчие сети, в которых застревает приносимая потоком воды добыча - мелкие животные и водоросли. Во всех этих и.аналогичных слу­чаях мы имеем дело с выделениями из собственного те­ла животного, с такими же продуктами жизнедеятель­ности, как слюна, слизь или молоко, и поэтому исполь­зуемые указанными животными нити нельзя считать орудиями. Один ученый остроумно заметил, что паути­на - это протез паука, состоящий из вещества его соб­ственного тела.

Именно поэтому нельзя причислить к категории ору­дий и нити, которыми пользуется каролинский сверчок при строительстве своих убежищ. Это ночное насеко­мое выбирает для дневного отдыха каждое утро лист, делает в нем надрез, после чего пригибает края листа и склеивает их шелковистой нитью, которая выделяется у него через нижнюю губу. А вот как быть с нитями личинок тропических муравьев родов Polyrochis и Oecophylla, которые таким же образом строят свои гнезда из склеенных по краям листьев? Муравьи пользуются при этом такими же нитями, однако эти нити обра­зуются не из их собственных выделений, а из секрета, выделяемого их личинками, Сблизив совместными уси­лиями края двух листьев, одни муравьи держат их в таком положении до тех пор, пока другие не склеят их, Муравьи держат по одной личинке в челюстях и водя? ими от края одного листа к краю другого, в результат те чего листья слипаются. Эту своеобразную форму об­ращения с личинками нередко приводят как пример орудийных действий. Однако, как было отмечено, ис­пользование живых животных в качестве вспомогатель­ных средств исключает такую оценку. Вместе с тем вы­деления личинок, с помощью которых скрепляются ли­стья, очевидно, подходили бы под категорию орудия, поскольку они не являются собственными выделениями активно действующей особи.

Переход к подлинным орудийным действиям можно также усмотреть в использовании некоторыми птицами нитей паутины для фиксации своих гнезд. Причем не тогда, когда эти нити вплетаются в стенку гнезда (как гнездостроительный материал), а когда они прежде все­го используются для его прикрепления к субстрату. Так, южно-азиатские нектарницы из рода Arachnothera при­крепляют свои гнезда, состоящие из мха, корешков и разных волокон, к нижней стороне больших листьев с помощью собранных ими паутинных нитей; одна из ав­стралийских славок приклеивает свое кошелевидное гнездо с помощью липкой паутины к сводам пещер.

Наконец, портниха (Orthotomus sutorius), также обитающая в Южной Азии, скрепляет паутинными нитя­ми листья, подобно тому, как это делают упомянутые тропические муравьи. Но в отличие от них эта птица не склеивает края листьев, а в буквальном смысле сло­ва сшивает их, за что и получила свое название. Найдя подходящий большой лист, она складывает его (иног­да соединяет несколько небольших листьев), прокалы­вает клювом по краям дырочки и протягивает через них нить, которая состоит из паутинок или же свита из ра­стительных волокон. Конец нити птица скручивает в узел. В результате получается своего рода кулек, в ко­тором она и устраивает гнездо. В этом случае паутина не является собственным продуктом жизнедеятельности животного, значит ее (как и применяемые птицей нити из волокон) можно считать полноценным орудием.

Точно так же можно сказать, что плевок верблюда, летящий на недруга, и зловонная струя скунса, пора­жающая врага, не являются орудиями животных. А вот струя воды, выброшенная брызгуном, очевидно, явля­ется орудием. Брызгун - небольшая пресноводная тро­пическая рыба высматривает сидящих на ветках над во­дой насекомых и «стреляет» в них струей воды, выбрасываемой изо рта. Сбитое таким образом с ветки насе­комое становится добычей брызгуна. Известны случаи, когда живущие в аквариуме брызгуны метко сбивали пенсне с человека, наклонившегося над аквариумом. Современные исследования показывают, что брызгуны сбивают свою жертву каждым 2-4-м «выстрелом».

В то же время нельзя, разумеется, считать орудием роду, которую рыбы, находясь в ней, приводят в дви­жение, даже если такое движение является результа­том «целенаправленного» действия животного, напри­мер, когда оно создает поток воды, с которым приго­няет к себе пищевые объекты. Брызгун же орудует не толщей воды в водоеме, а направляет струю воды в другую среду - воздушную, в которой он не обитает.

В качестве примера орудийных действий приводят подчас случаи притягивания животными предметов, при­вязанных за веревку или нить. Среди птиц такое уме­ние наблюдали и специально изучали прежде всего у некоторых воробьиных - синиц, щеглов, зябликов, чижей, врановых и др., а также у попугаев. В экспери­ментах птицы подтягивали висящий под ними объект (корм или кормушку) клювом и одновременно придер­живали пальцами нить на ветке.

В свое время голландский зоопсихолог П. Биеренс де Хаан расценивал подобные действия как проявле­ние высших психических функций животных, как свиде­тельство понимания ими причинно-следственных связей. Несостоятельность такой оценки показана современны­ми экспериментальными исследованиями, в которых пе­речисленные выше птицы всегда легко справлялись с задачей подтягивания кверху подвешенной под ними приманки, но ничто не указывало на понимание ими экспериментальной ситуации.

Немецкий исследователь Р. Альтефогт установил у молодых лазоревок наличие немедленной готовности к подтягиванию нитей и нашел, что срок спонтанного (т. е. без специального научения) появления этой способности равен приблизительно 12-му дню после вылупления. В экспериментах М. А. Венса у синиц, вскорм­ленных с рук и не имевших опыта обращения с нитеподобными предметами, способность к подтягиванию совершенствовалась в течение 6 дней и лишь после это­го оказалась окончательно сформированной. В других экспериментах было установлено, что у тех видов птиц, которые не пользуются ногами при питании, например у зорянок, способность к подтягиванию вообще не вы­ражена и, очевидно, не может быть сформирована пу­тем обучения в эксперименте. У других же видов (на­пример, зеленушек), наоборот, такое обучение дает по­ложительный эффект.

Видимо, нельзя дать общую оценку этой форме по­ведения разных видов птиц, равно как и вопрос об удельном весе его врожденных и приобретаемых ком­понентов не может быть решен «глобально». Но дума­ется, что у всех птиц, оказавшихся в экспериментах способными к подтягиванию, имеется врожденное пред­расположение, связанное с постоянно практикуемым ими пригибанием и притягиванием веточек или стеблей травянистых растений, на концах которых находятся семена, ягоды или другие пищевые объекты. Вероятно, каждому любителю птиц приходилось видеть, как си­ницы зимой притягивают клювом или даже лапкой ви­сящий перед ними или под ними на нитке кусочек са­ла, но внимательный натуралист не раз имел возмож­ность наблюдать подобные сценки и в природе, где ни­кто не развешивает лакомые кусочки на ниточках. За­дача притягивания приманки поэтому и не представля­ет трудность для таких птиц, которые делают это повсе­дневно.

Подтягивать к себе предметы в вертикальном на­правлении умеют, конечно, и млекопитающие с хвата­тельными конечностями. Известная исследовательница поведения млекопитающих Р. Ф. Эвер, эксперименти­руя с черными крысами в близких к естественным усло­виях, выявила у них способность свободно передвигать­ся по натянутой тонкой проволоке (диаметром 1,6 мм) и, находясь на ней, подтягивать снизу подвешенный на веревке корм (земляной орех). Крысы быстро сориен­тировались в такой ситуации и уже после первой или второй попытки умело притягивали висящую под ними веревку, перебирая ее лапками.

Первые попытки состояли в том, что зверьки, обна­ружив по запаху висящий под ними орех, пытались до­тянуться до него и схватить его. Поскольку, однако, приманка находилась вне сферы досягаемости, крыса возвратилась в исходную позицию и при повторной по­пытке захватила лапками веревку. Это побудило ее спуститься по веревке вниз, но при этом она потеряла равновесие. Не выпуская веревку, крыса попятилась назад, чтобы занять более удобное и прочное положе­ние на проволоке (в других опытах - на тонкой ветке). При этом веревка, естественно, поползла вверх, в ре­зультате чего орех оказался в пределах досягаемости зверька и был немедленно схвачен зубами. В следую­щий раз крыса уже сразу применила этот прием, не делая попыток дотянуться до приманки. Потом с каж­дым разом движения зверька делались все более со­вершенными, и постепенно утрачивалось их сходство с чисто локомоторными движениями, каковыми они бы­ли вначале: крыса как бы ходила по веревке (как по проволоке, на которой находилась), но поскольку жи­вотное все же оставалось на месте, веревка «автома­тически» передвигалась к нему. По мере, овладения на­выком эти первичные движения все больше заменялись подлинным притягиванием, при котором конечности сильно сгибались в локтях и запястьях.

Вот так животные сами обучаются новым действи­ям по принципу «проб и ошибок», без всякого понима­ния, а тем более осознания причинно-следственных свя­зей и вообще смысла своих действий. О том, что это действительно так, свидетельствует и поведение крыс в описанных опытах: раз выучившись подтягиванию ве­ревок, они в дальнейшем без разбора подтягивали все попадающиеся им веревки независимо от того, висели ли на них орехи или нет. К тому же крысы нередко подтягивали одну и ту же веревку несколько раз под­ряд, более того, только что съевши притянутый за ве­ревку орех, крыса нередко тут же принималась вновь подтягивать эту же веревку. Если «знакомая» веревка удалялась, крысы на ощупь, перебирая лапками, искали ее на привычном месте. Однажды один зверек, поймав при этом собственный хвост, стал усиленно подтяги­вать его теми же движениями, какими обычно подтягивал веревку. Убедившись в том, что на кончике хво­ста нет ореха, крыса выпустила хвост из лапок, посиде­ла немного и вновь повторила всю эту процедуру еще раз, прежде чем отправиться дальше.

Как и у птиц, естественной предпосылкой к науче­нию подтягиванию, а также к спонтанным действиям подобного рода в экспериментальных условиях являют­ся у грызунов их пищедобывательные движения. Крысы хватают предметы прежде всего зубами, но если воз­никает затруднение, то они пускают в ход и одну из передних лапок и, ухватившись за объект, пытаются притянуть его. Суслики и хомяки, собирая колоски, при­гибают стебель, а затем, притянув колосок к себе, пе­регрызают его у основания.

Важно подчеркнуть, что притягивание прикреплен­ного к веревке объекта еще нельзя считать орудийным действием, а лишь одной из возможных предпосылок и в лучшем случае элементом такового. Ведь здесь от­сутствует один из главных признаков употребления ору­дия - активное установление животным связи между двумя предметами. Ни синица, ни крыса не устанавли­вали самостоятельно связь между веревкой и целевым объектом, и поэтому веревка не становится орудием, а приманка - объектом воздействия. Более того, в дан­ной экспериментальной ситуации животные просто поль­зуются обнаруженной ими вполне готовой (созданной человеком) связью, которая к тому же хорошо обозре­вается и в которой для решения задачи не только не надо, но и нельзя ничего менять, если не испортить де­ло. Здесь не остается ни малейшего простора для про­явления самостоятельной, «конструктивной> инициати­вы животного: учись хорошо тянуть, только и всего.

Однако в таких условиях предмет, прикрепленный к целевому объекту (корму, кормушке), перестает для жи­вотного существовать как самостоятельный предмет и превращается в дополнение к целевому объекту, точ­нее, в его деталь, в продолжение этого объекта, направ­ленное в сторону животного, за которое удобно ухва­титься, когда необходимо притянуть весь объект к се­бе или его отдаленную съедобную часть. Одним словом, действия животного направлены в данном случае не на два предмета, веревку и приманку, которые не суще­ствуют для животного сами по себе, а на один объект, состоящий из двух разнокачественных частей. Об орудийных действиях в таком случае говорить не прихо­дится.

Значительно сложнее обстоит дело в случае, описан­ном финским орнитологом Л. Хомбергом. Однажды он видел, как ворона «участвовала» в подледном лове ры­бы: схватив леску клювом, птица попятилась от лунки, а затем, выпустив леску из клюва, ворона наступала на нее и возвратилась к лунке, идя по леске и прижимая ее ко льду. Оказавшись у лунки, птица вновь хватала леску клювом и опять отходила с ней на некоторое рас­стояние от лунки. Вытаскивая так постепенно леску из воды, ворона продолжала свои действия до тех пор, по­ка на льду не показалась попавшаяся на крючок рыба. В этом примере поражает не только сложный характер поведения птицы и последовательность ее вполне адек­ватных действий, но и то обстоятельство, что она доби­валась незримого для нее целевого объекта - скрытой подо льдом рыбы. Для нас это обстоятельство приобре­тает особое значение, ибо леска и висящая на ней, но не видимая для вороны рыба не могли восприниматься птицей как единый, целостный объект. Поэтому леска приобретает в этом эпизоде, очевидно, уже известное сходство с орудием, хотя и в данном случае животное лишь пользуется уже готовой, установленной челове­ком связью между двумя предметами, а не само ак­тивно создает эту связь. Во всяком случае этот эпизод может послужить яркой иллюстрацией способности врановых к выполнению сложных орудийных действий. Ра­зумеется, очень трудно проанализировать поведение этой вороны и дать ей объективную оценку, не зная предысторию и многие важные подробности описанно­го случая.

Итак, во многих случаях кажущиеся орудийные дей­ствия животных оказываются лишь внешне похожими на таковые или лишь по некоторым признакам близки­ми к ним. В каждом конкретном случае этот вопрос при­ходится решать отдельно, всесторонне анализируя по­ведение животного. И при всем этом надо всегда учи­тывать, что произвольное расширение содержания тер­минов «орудие», «орудийные действия», как и всякого научного термина вообще, приводит к выхолащиванию их смысла и делает их непригодными для научного ана­лиза.

От осьминога до слона…

Уточнив понятие «орудие» у животных и пределы его применимости, ознакомившись с примерами мнимых орудийных действий (или действий близких к таковым) на разных филогенетических уровнях, мы обратимся теперь к истинным орудийным действиям, встречаю­щимся у разных представителей животного мира, за исключением приматов, орудийная деятельность кото­рых заслуживает особого рассмотрения.

Следует отметить, что орудийные действия встреча­ются у животных в естественных условиях редко - лишь у немногих видов, да и то, как правило, нерегу­лярно, эпизодически или даже в виде исключения. Прав­да, в последние годы стали известны новые факты упо­требления предметов в качестве орудий у свободноживущих, а также зоопарковских животных, но тем не менее число таких видов существенно не увеличи­лось.

Еще в первом веке нашей эры появилось сообщение о том, что головоногие моллюски, осьминоги, использу­ют камни в качестве орудий. В «Естественной истории» Плиний Старший сообщает, что осьминог вставляет в двустворчатую раковину моллюска камень, чтобы пре­пятствовать закрыванию ее створок. Подобное наблю­далось еще раз в середине прошлого века, но за по­следующие 125 лет никому больше не посчастливилось вновь увидеть осьминога, использующего камень как орудие. Возможно, наблюдатели ошиблись, ибо эти го.ловоногие сооружают убежища - «крепости» из кам­ней и раковин и, следовательно, часто и интенсивно ма­нипулируют такими предметами. На сегодняшний день этот вопрос остается открытым, тем более что мы еще очень плохо знаем поведение этих удивительных живот­ных. Однако хорошо известно, что осьминог не нужда­ется в камнях или иных орудиях для добывания своих жертв, ибо достаточно ему раскрыть только на мгно­вение раковину моллюска, чтобы впрыснуть свой яд и парализовать ее хозяина, после чего створки сами раздвинутся.

У другого, небольшого по величине, головоногого мол­люска, тремоктопуса (Tremoctopus violaceus), орудиями защиты и нападения служат куски щупалец физалий, свободноплавающих кишечнополостных. Шупальца-«арканчики» этих животных усеяны стрекательными клет­ками, образующими стрекательные батареи. Выделяе­мый клетками яд очень опасен даже для человека. Ов­ладев кусками таких «арканчиков» и держа их присо­сками собственных щупалец, тремоктопус приобретает мощное оружие, позволяющее ему одерживать, победу даже в схватке с крупным противником. Следует, прав­да, отметить, что физалий, как и другие сифонофоры, представляют собой сложные организмы, построенные по типу колонии и состоящие из отдельных особей (зооидов). «Арканчики» и даже куски их, являясь ча­стями таких зооидов (гастрозоидов, т. е. кормящих осо­бей), сами обладают далеко идущей автономной жизне­способностью, почему и не погибают, будучи захвачен­ными тремоктопусом. Следовательно, мы здесь опять имеем дело с сомнительным случаем, находящимся на грани использования одним животным другого живот­ного, а не орудия. Итак, мы видим, что пока прихо­дится сомневаться в способности головоногих моллю­сков к истинным орудийным действиям.

Другое дело - насекомые, у некоторых видов кото­рых уже встречается подлинное употребление орудий, например, у роющих ос. Так, представительница рода Ammophila, засыпав вход в норку, в которую она по­местила парализованную гусеницу с прикрепленным к ней яйцом, принимается утрамбовывать и выравнивать землю над входом камешком, который держит в че­люстях. Совершая вибрирующие движения, оса долбит камешком по свеженасыпанной, хорошо прессующейся земле до тех пор, пока не выровняет ее так, что вход в норку невозможно отличить от окружающего грунта. Некоторые песчаные осы придавливают землю ритмич­ными движениями головы, только опуская и поднимая камешек. В большинстве случаев, правда, осы маски­руют вход в норку, просто прижимая землю голо­вой.

Классический пример орудийного поведения у на­секомых - охота муравьиных львов, которые, как известно, укрываются на дне устроенных ими в песке конусообразных ловчих ямок в ожидании добычи. Му­равьи и другие мелкие насекомые, пробегающие по краю ямки, падают вместе с осыпающимся песком прямо в выставленные большие челюсти хищника. Орудийные действия последнего состоят в том, что он «стреляет» в муравьев, пытающихся выбраться из ловушки, песчин­ками, которые подбрасывает резкими движениями голо­вы в сторону насекомого и тем самым сбивает его. Но, вероятно, немногим известно, что таким же образом охотятся и личинки мух из родов Vermileo и Lampromyia, также устраивающие конусовидные ямки-ловуш­ки в песке и подстерегающие в них свою добычу. Не­трудно заметить, что здесь применяется тот же способ охоты, что и у рыбы-брызгуна: животное пользуется частью среды своего обитания (водой, песком) в каче­стве орудия, метательного снаряда, с помощью которо­го сбивает свою жертву.

Недавно стали известны факты употребления орудий у муравьев, которые, как и другие общественные насе­комые, при всей сложности их поведения, казалось, об­ходятся без таковых. (Описанное сшивание листьев вы­делениями личинок, как мы видели, едва ли можно счи­тать орудийным действием.) Оказалось, что муравьи из рода Aphaenogaster используют мелкие предметы (кус­ки листьев или сосновых игл, комочки засохшей грязи, песчинки и т. п.) для транспортировки сочных пищевых объектов. Найдя и обследовав, например, комочки же­ле или студня, фуражиры (так называют особей, снаб­жающих муравьиную семью пищей) покидают их, но через несколько секунд возвращаются к ним с кусками листьев, которые кладут на лакомые комочки. Другие муравьи, наткнувшись на кусочки листьев, «проверяют» и поправляют их, иногда стаскивают и вновь кладут их на комочки. Спустя 30-60 мин другие муравьи (не те, что принесли кусочки листьев) перетаскивают эти куски листьев с прилипшими к ним пищевыми комочками к муравейнику. Подобным же образом муравьи собирали жидкие субстанции и другие пищевые объекты, поме­щенные возле муравейника: тканевую жидкость, высту­пающую из раздавленного паука и личинок паука, и сок из мякоти подгнивших фруктов.

Муравьи тщательно выбирают и проверяют предме­ты, используемые ими в качестве транспортных средств, поднимая и бросая один предмет за другим, прежде чем найдут подходящий. В специально поставленных экспериментах они предпочитали листьям запекшиеся земляные комочки. Как видим, они проявляют большую гибкость и вариабильность при выборе объектов, при­меняемых ими как орудия. Соответствующие вычисле­ния показали, что муравьи могут с помощью применяе­мых ими орудий перетащить в муравейник количество жидкой пищи, равное весу их собственного тела. При обычной у муравьев «внутренней транспортировке» жид­кой пищи (т. е. путем ее всасывания и последующего отрыгивания) муравей способен перенести лишь деся­тую долю этого количества.

Видимо, среди насекомых орудийные действия рас­пространены шире, чем принято считать. Думается, что к таковым следует отнести, например, действия некото­рых мух из семейства жужжал, личинки которых пара­зитируют в земляных гнездах одиночных пчел и ос. Му­хи забрасывают яички в гнезда ос следующим обра­зом. Остановившись в стоячем полете над входом в нор­ку, самка принимается «бомбить» его крохотными ша­риками из песчинок, в каждом из которых заключено по одному яичку. Дело в том, что муха перед этим за­гребает с помощью особого кармашка на брюшке мелкий песок, которым обволакиваются ее липкие яички, в результате приобретающие защитную и маскирую­щую оболочку. Так и получаются те шарики, которые жужжала прицельно бросает в норку. Выходит, что и в данном случае жертву, хотя только косвенно, пора­жает метательный «снаряд».

Очевидно, к категории орудий следует отнести и ору­дия общения, например, «свадебные подарки», препод­носимые самцами самкам в период размножения. У не­которых мушек-эмпидид самцы привлекают самок свое­образными «презентами» - убитой добычей или шари­ками, свитыми из шелковистых нитей, образующихся из выделяемого ими секрета. При этом спаривание совер­шается лишь в том случае, если привлеченная самка отвлечется поеданием добычи или «игрой» с шариком, ибо у этих мух весьма распространен канибализм. Сле­довательно, здесь происходит не простое кормление од­ного животного другим, а пищевой объект служит свое­образным орудием общения между животными в иной сфере, поведения - размножения. Что же касается шелковистого шарика, который самка принимает от сам­ца и во время спаривания вращает между ногами, то, вероятно, этот объект, выполняя отвлекающую роль, одновременно приводит самку в состояние готовности к; спариванию. Однако поскольку он, наподобие паутины, изготавливается из выделения животного, т. е. являет­ся продуктом его жизнедеятельности, его нельзя при­знать орудием. Несколько сложнее, правда, обстоит де­ло у других эмпидид, которые сочетают в своем брач­ном поведении оба варианта: самцы некоторых видов слегка обволакивают добычу нитями, другие же дела­ют это настолько интенсивно, что получается большой рыхлый шар, превышающий размерами его творца. По­скольку «ядро» шара составляет специально пойман­ное и убитое насекомое, его уже, скорее, можно назвать орудием.

Подобные примеры, конечно, увеличивают число об­щепринятых фактов орудийного поведения насекомых. Но если учесть, что на земном шаре насчитывается око­ло одного или даже двух миллионов видов насекомых, то орудийные действия все равно составляют среди них редчайшее исключение.

То же самое относится и к птицам. И в этом случае мы можем говорить лишь об отдельных, не характер­ных для всего класса в целом фактах орудийного пове­дения. Правда, эти исключительные случаи все же не, так исчезающе редки, как у насекомых, - ведь птиц на земле всего лишь около 8600 видов и значит, орудийные действия встречаются у птиц по меньшей мере в 100-200 раз чаще, чем у насекомых.

Когда речь заходит об употреблении орудий птица­ми, "то вспоминают прежде всего дятлового вьюрка с Галапагосского архипелага. Образ жизни этой птицы во многом напоминает отсутствующих на архипелаге дятлов, за что она и получила свое название. Но в от­личие от дятла дятловый вьюрок не имеет длинного гибкого языка для извлечения насекомых из щелей и отверстий, что возмещается орудийными действиями, Так же, как и дятлы, дятловые вьюрки выстукивают в поисках пищи стволы и толстые ветви деревьев и при­слушиваются к звукам, издаваемым насекомыми, дви­гающимися под корой. Обнаружив насекомое в щели или глубоком отверстии, птица берет иглу кактуса или тонкую веточку и, держа ее за один конец в клюве, ковыряет ею в отверстии до тех пор, пока оно не выле­зает оттуда. Так же дятловые вьюрки достают и личи­нок из глубины их ходов, зондируют гнилую древесину, а иногда, пользуясь палочкой как рычагом, отламыва­ют куски гниющей коры. При помощи таких" рычагов они могут даже поднимать небольшие предметы, доста­вая из-под них насекомых. Использовав колючку, вью­рок обычно бросает ее, но иногда придерживает ее во время еды лапкой, а затем употребляет повторно. Бо­лее того, отмечены случаи, когда дятловые вьюрки да­же впрок заготавливают колючки, прежде чем отпра­виться на охоту. Интересно, что дятловые вьюрки не­редко «совершенствуют» свои орудия, укорачивая их или, если приходится пользоваться веткой, отламывая боковые ответвления и превращая ветку в прутик. Опи­сан даже случай, когда птица прятала уже пойманную добычу в щели, а затем доставала ее оттуда с помощью палочки.

Немецкий этолог И. Эйбль-Эйбесфельдт, наблюдая за поведением молодого вьюрка в неволе, в изоляции, установил, что он внимательно разглядывал колючки, которые клали ему в клетку и, манипулируя ими, иног­да засовывал их в щели клетки, но не пытался исполь­зовать для выковыривания насекомых, которых неиз­менно брал непосредственно клювом, как это делают другие птицы. Даже если насекомое находилось настолько глубоко в щели, что достать его без колючки было нельзя, птица не прибегала к ее помощи, а без­успешно пыталась овладеть им с помощью клюва. За­тем, однако, постепенно вьюрок стал пытаться исполь­зовать колючки в качестве орудий, но действовал ими крайне неумело, и они то и дело выпадали из клюва. К тому же птица на первых порах пыталась употребить и такие совершенно не пригодные для выковыривания предметы, как травинки или мягкие жилки листьев.

Ученый пришел к выводу, что у дятлового вьюрка существует врожденный направленный интерес к раз­ного рода палочкам и подобным продолговатым предме­там, а также повышенная потребность манипулировать ими. «Технике» же орудийных действий они обучаются у взрослых птиц, подражая их поведению. Из наблюде­ний Эйбль-Эйбесфельдта вытекает также, что до накоп­ления соответствующего опыта дятловые вьюрки еще не в состоянии определить пригодность тех или иных предметов для их использования в качестве орудий. Даже взрослые птицы, не найдя подходящих предметов, по­ступают подчас как упомянутый подопытный молодой вьюрок.

Известный английский этолог В. Торп также счита­ет, что врожденная тенденция обращать особое внима­ние на объекты, пригодные для употребления в качестве орудий, и интенсивное обращение с ними могут ока­заться определяющими для формирования орудийных действий. Именно в ходе обращения с этими предмета­ми птица знакомится с их механическими свойствами и с возможностями их использования, а необходимые двигательные навыки вырабатываются у нее путем проб и ошибок. При этом, считает Торп, птица может и не понимать значение орудия для решения задачи извлече­ния пищи.

Таким образом, нет основания считать употребление орудий дятловыми вьюрками «осмысленными» действиями или даже вообще свидетельством высших психических способностей. Скорее всего, мы имеем здесь дело с видотипичным поведением, обусловленным специфическими особенностями питания, к которому, однако, строение птицы недостаточно приспособлено (отсутст­вие длинного клейкого или заостренного языка, как у дятла). Замещающее этот недостаток строения орудийное поведение, будучи в основе своей врожденным, инстинктивным, требует, однако, для полного своего раз­вития и совершенствования накопления соответствую­щего индивидуального опыта, научения.

Добавим еще, что способность к применению прутиков и тому подобных предметов для выковыривания на­секомых из щелей, и других труднодоступных мест от­мечена также у некоторых врановых, правда, преиму­щественно в экспериментальных условиях.

Некоторые птицы, например египетские стервятни­ки, разбивают камнями крупные яйца с твердой скорлупой. Известная исследовательница поведения шим­панзе Дж. ван Лавик-Гудолл сообщает, что однажды она увидела, как у покинутого гнезда страуса один из собравшихся там стервятников «взял в клюв камень и направился к ближайшему яйцу. Подойдя к нему, он поднял голову и, резко опустив ее, бросил камень вниз, на толстую белую скорлупу. Мы хорошо слышали удар, Потом он снова поднял камень и бросал его так до тех пор, пока скорлупа не треснула и содержимое яйца не разлилось по земле». Тут же исследовательница могла убедиться в том, что крупные грифы, также налетевшие на эту кладку, не сумели разбить яйца обыч­ным способом: «Как они ни старались, - пишет она, - пуская в дело клюв и когти, им так и не удалось раз­бить хотя бы одно яйцо, и в конце концов они разле­телись не солоно хлебавши».

Аналогичные наблюдения о поведении египетских стервятников публиковались еще более 100 лет назад. Так, в статье, опубликованной в одной южноафрикан­ской газете в 1867 г. и подписанной неким «старым спортсменом», сообщается, что автор лично видел, как стервятник разбивал страусиные яйца, многократно бро­сая на них большой камень. По его мнению, это явление столь распространено, что именно стервятников следует считать главными разорителями страусиных гнезд. «В большинстве старых гнезд, - пишет он, - вы найдете один, а то и два камня». При этом стервятник приносит камни подчас с мест, отдаленных от гнезда на расстоя­ние до трех миль. «Я это знаю,- пишет автор статьи,- ибо ближе ему негде было найти камня, ведь кругом один песок».

С тех пор подобные случаи были установлены в раз­ное время и в разных местах, расположенных на тер­ритории протяженностью в пять тысяч километров. Это свидетельствует о том, что бросание камней в страусиные яйца египетским стервятником не является случай­ной локальной особенностью поведения узко ограничен­ной популяции. Вместе с тем никто не наблюдал ка­кие-либо орудийные действия у птиц этого вида в дру­гих частях его ареала, где, однако, не водятся (и не водились) страусы, например в Испании. Можно ли поэтому говорить о врожденной видотипичной способно­сти этих стервятников к орудийным действиям указан­ного типа или здесь проявляются лишь индивидуальные психические способности особенно «одаренных» особей?

Вторая точка зрения близка к мнению одного из специалистов по орудийному поведению животных Дж. Элькока, считающего, что описанное здесь орудийное действие возникло из случайного швыряния камнями возбужденной птицей, которая потерпела неудачу при попытках раздолбить яйцо клювом, или бросания его на землю. Свою активность птица может в таких слу­чаях, говоря языком этологов, и «переадресовать» на другие объекты, в частности на камни. В таком слу­чае птица может вместо того, чтобы бросать яйцо, бро­сать камень, и случайное попадание в лежащее рядом яйцо может привести к желаемому результату. Психи­чески более развитые особи быстро установят связь между своим действием и его результатом и в другой раз воспользуются накопленным опытом.

В этой связи вспоминается случай, который произо­шел в нашей лаборатории и как будто подтверждающий приведенное предположение. В большой клетке со­держали двух ворон, одна из них не допускала другую, по кличке «Серый», к поилке, которую время от време­ни ставили ненадолго в клетку. Не будучи в состоянии дать отпор обидчику, Серый переадресовал ответную реакцию лежавшему в клетке игрушечному пластмас­совому кубику. Он принимался яростно долбить кубик сперва на полу, а затем на ветке, на которую взлетел с ним. Во время этой ожесточенной «расправы» с замещающим врага объектом кубик выпал из когтей птицы и случайно упал на голову сидящей на поилке вороны, которая с испугом отскочила в сторону. Серый немедленно воспользовался этим и всласть напился. Впоследствии же Серый каждый раз, когда его не допускали к поилке, поднимался с кубиком в клюве на ветку и оттуда уже прицельно бросал его на своего: недруга, обращая его тем самым в паническое бег­ство.

Сходным образом ведет себя в естественных услови­ях австралийский коршун, который, как и египетский стервятник, не в состоянии расклевать толстую скорлупу яиц крупных птиц, в данном случае эму. Чтобы разбить такое яйцо, коршун хватает ногой камень, взлетает с ним на высоту трех-четырех метров над кладкой, и бросает его на яйца. И этот факт был впервые описан более 100 лет назад, а с тех пор получил неоднократное подтверждение в наблюдениях ряда натурали­стов. В частности, было установлено, что хищник приносит иногда камень с большого расстояния к гнезду эму и сбрасывает его на яйца в отсутствие насижива­ющей птицы. Находили в «разбомбленных» гнездах вме­сто камней также глыбы твердой земли или глины и даже крупную кость.

Наблюдали также, как белоголовый орлан в услови­ях неволи использовал камни для нападения на скор­пиона. Перед этим орлан пытался давить его ногами, но ему мешали надетые на них путы. Тогда птица ста­ла поднимать клювом камни и резким движением го­ловы бросать их в сторону скорпиона; камни пролетали расстояние до 24 дюймов (около 60 см) и иногда мет­ко поражали цель.

Это все факты направленного применения камней в качестве «метательных снарядов». Имеется ряд инте­ресных сообщений о том, как некоторые птицы (чайки, крачки, вороны, бородачи и коршуны) брали с собой в полет камни и другие предметы и в воздухе то вы­пускали, то вновь ловили их, не давая им упасть на землю, или, наоборот, специально роняли их. Не исклю­чено, что такое поведение является ступенью к разви­тию пищедобывательных орудийных действий птиц.

Большой интерес представляют случаи употребления птицами (одного из видов австралийских сорочьих жа­воронков) различных предметов в качестве «молотка». Например, они используют старые двустворчатые рако­вины для вскрывания раковин живых моллюсков: по­ловину старой сухой раковины птица держит в клюве выпуклой стороной книзу и стучит ими по живым моллюскам. Сильными повторными ударами птица прола­мывает раковину моллюска, после чего, придерживая ее когтями, принимается вытаскивать из нее клювом куски содержимого. Описываются разные варианты при­менения этого своеобразного ударного орудия, завися­щие от его физических свойств и конкретных условий выполнения орудийных действий. Если орудие ломает­ся, что случается довольно часто, птица продолжает стучать обломком, пока он не укоротится приблизитель­но до одного сантиметра длины, или же заменит его другим, более крупным обломком. Только испробовав все возможные способы употребления остатков прежне­го орудия, да еще постучав по моллюску клювом, пти­ца отправится на поиски новой пустой раковины. Преж­де чем пустить в дело новую раковину, она испробует ее, ударив ею по коряге или другому твердому пред­мету.

Совершенно иного рода орудия употребляет для вскрывания твердых лицевых объектов какаду Probosciger aterrimus. Его любимое лакомство - орех с такой твердой скорлупой, что разбить ее можно только очень тяжелым молотком. Клюв этого попугая имеет режу­щие края, с помощью которых птица может распилить удерживаемый в клюве предмет. Так и поступает ка­каду с орехом, а чтобы он не выскальзывал из клюва, он фиксирует его прокладкой - куском листа, который специально кладет между верхней челюстью и орехом перед тем, как приступить к его распиливанию. Этот факт впервые описал в 70-х годах прошлого века зна­менитый английский естествоиспытатель А. Р. Уоллес,

Другой интересный пример пищедобывательного, точ­нее, орудийного охотничьего поведения наблюдали у одной ручной североамериканской зеленой кваквы. Эта цапля бросала в водоем кусочки хлеба, привлекая тем самым рыбок, которых она немедленно вылавливала. При этом птица внимательно следила за поверхностью воды, и если рыбки показывались в стороне от нее, она тут же брала крошки в клюв, направлялась в то место и бросала их в воду точно в месте появления рыбешек. Очевидно, здесь имело место формирование своеобраз­ного орудийного навыка на основе исследовательского поведения и накопления индивидуального опыта, но та­кое поведение наблюдалось еще у нескольких особей, причем в другом месте. Более того, однажды, опять же во Флориде, но уже в другом месте, видели, как моло­дая птица этого вида «рыбачила» таким же образом, но приманкой служило перышко, которое она осторожно опускала в воду и тем самым приманивала рыбешек.

Орудия применяются некоторыми птицами не только для добывания пищи, но и в других сферах их поведе­ния, например при формировании пар и вообще при об­щении между самцом и самкой. Здесь мы опять встре­чаемся со «свадебными подарками», преподносимыми самцом самке. Таким «подарком» у некоторых птиц служит даже гнездо, если оно сооружалось самцом, и показывается самке. В этих случаях гнездо служит пер­воначально для привлечения самки и стимуляции ее воспроизводительной функции. Например, самцы скворцов начинают строительство гнезда еще до образования пар. То же происходит у ремезов, причем если ни одна самка не «соблазнится» сооружением, воздвигнутым самцом, то он берется за дело заново в другом месте. Самец мухоловки-пеструшки подводит самку к гнезду, а крапивник устраивает ряд гнезд (но не заканчивает их) - на выбор своей будущей партнерше. Но все же и в этих случаях гнездо - прежде всего субстрат для осуществления важнейших процессов жизнедеятельно­сти, а не орудие.

Вместе с тем самцы некоторых птиц (славки, пеночки-веснички) устраивают, помимо гнезд для выведения птенцов, дополнительно гнезда для отдыха и сна, а беседковые птицы (шалашники), обитающие в Австралии и Новой Гвинее, известны удивительными сооружениями, воздвигаемыми самцами для брачных церемоний. Эти «беседки», или, скорее, туннели, из гибких стеблей достигают подчас метра в длину, а перед входом и вы­ходом из них устраиваются ровные площадки.

Не в меньшей степени, чем само гнездо, стимулирует самок показ самцом гнездового строительного материа­ла. Ухаживающий за самкой аист марабу кладет к ее ногам веточку или небольшой камень. Живший у меня снегирь подолгу ходил за самкой, держа в клюве пру­тик, комочек ниток или чаще всего кусочек бумаги, и при этом очень старательно пел свою трогательно-неза­мысловатую, скрипучую песенку. Такие подношения делают и другие воробьиные птицы. Самцы многих ви­дов не только снабжают строящую гнездо самку необ­ходимыми для этого предметами, но и нарочито демон­стрируют их, производя одновременно токующие дви­жения и определенные звуки. А у белой цапли самец и самка по очереди охраняют свою кладку, и «смена караула» сопровождается своеобразными движениями, при которых птица, прилетевшая на смену сторожа, раскрывает крылья и распушает перья, а в клюве дер­жит прутик или сухую ветку, которую передает парт­неру.

Нередко самцы преподносят самке лакомства, вы­полняющие ту же функцию, что и гнездовой материал, а также служащие для «умиротворения» партнера, для снятия возможных агрессивных побуждений. И эта фор­ма брачного поведения широко распространена среди птиц. У щурок, например, самец, держащий в клюве пчелу, должен нередко выполнить перед самкой целую серию токующих движений, прежде чем она «соблагово­лит» принять его под

ОРУДИЙНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ - животных, использование животными к.-л. предметов (камней, палок, прутиков и т. д.) в качестве инструмента для выполнения определённой задачи. О. д. описана у нек-рых птиц и млекопитающих. Галапагосский дятловый вьюрок достаёт при помощи шипа, к-рый он держит в клюве, насекомых из щелей в коре дерева. Сип разбивает толстую скорлупу яйца страуса камнем. Также поступает калан с крепкими раковинами моллюсков. Шимпанзе достаёт термитов из отверстия термитника при помощи тонкого прутика и дробит скорлупу ореха камнем. И дятловый вьюрок, и шимпанзе в состоянии выбрать среди неск. шипов или прутиков наиб, подходящий к случаю или укоротить единственный имеющийся до нужной длины. Однако ни одно животное не способно, подобно человеку, создать при помощи орудия др. орудие.

Использование орудий животными часто рассматривается как показатель незаурядных умственных способностей, однако некоторые особенности орудийной деятельности «братьев наших меньших» заставляют усомниться в правомочности таких оценок. Способность к использованию орудий не всегда коррелирует с интеллектом и к тому же очень сильно варьирует у разных особей в пределах одного и того же вида. Орудийная деятельность животных отличается от человеческой очень быстрым формированием устойчивых ассоциаций и ритуализацией, что проявляется в упорном воспроизведении найденной однажды последовательности действий, даже если они в изменившихся обстоятельствах потеряли смысл.

Орудийная деятельность широко распространена у млекопитающих, и отнюдь не только у обезьян. Так, слоны отгоняют ветками мух, причем, если сломанная ветка слишком велика, они кладут ее на землю и, придерживая ногой, отрывают хоботом часть нужного размера. Некоторые грызуны используют камешки для разрыхления и отгребания почвы при рытье нор. Каланы (морские выдры) отдирают прикрепленных к скалам моллюсков при помощи крупных камней - «молотков», а другие, менее крупные камни, используют для разбивания раковин (лежа на спине на поверхности воды, зверь кладет камень-наковальню на грудь и колотит по нему раковиной). Медведи способны сбивать плоды с деревьев при помощи палок; зафиксировано использование камней и глыб льда белыми медведями для убийства тюленей.

22. Высший уровень перцептивной психики: представители и локомоторное развитие

В эту группу входят хрящевые и костные рыбы, амфибии, рептилии и все остальные животные.

Особенности животных на этой стадии:

Локомоция: разнообразная, а у животных на суше в связи со сложностью двигательных задач более совершенная.

Манипулирование: познавательное значение. По мере специализации часть функций передних конечностей передаётся ротовому аппарату. Мультифункциональность передних конечностей.

Комфортное поведение есть уже у членистоногих (муха чистит себя лапками), но здесь оно гораздо более разнообразно и индивидуально.

Способность к зрительному обобщению, восприятие и узнавание формы. Выраженность различна у низших и у высших позвоночных.

Общение: разнообразие и дифференцированность. Оптическое общение: “диалоги” поз. Акустическое общение: голос, свист крыльев при полёте, постукивание по стволу. Индивидуализированность общения.

Хрящевые рыбы: акулы могут ориентироваться по отдельным свойствам объекта: чувствуют запах крови на расстоянии нескольких километров. Существует два вида акул - катраны и кошачьи акулы, сходные по строению, но различные по обучаемости.

Рептилии более подвижны, чем амфибии. Пластичность поведения. В основном изучались черепахи. Они различают форму, вертикальные и горизонтальные полосы (70-80 проб), но задачи на выявление абстрактного признака "неодинаковое" (3 изображение: 2 одинаковых, 1 - отличное) решать не способны. Выучивание одного признака, нет способности к переносу. Опыт не может быть использован для решения других задач того же типа. Лабиринт: черепахи выучиваются проходить 4-6-тупиковый лабиринт, т. к. в природе они сталкиваются с подобными ситуациями (норы). Экстраполяция: преодоление преграды+способность предвидеть направление перемещения корма. Не все - около половины черепах, и сухопутные лучше. Эта группа, по сравнению с амфибиями, более прогрессивная (НС и образ жизни), поэтому способность к научению развита лучше, хотя есть недостатки.

У птиц взаимосвязь со средой более сложная и разнообразная, птицы намного подвижнее, активны круглый год (теплокровность), взаимосвязи в сфере питания определяются теми объектами питания, которые вид использует. У некоторых видов объекты питания - крупные животные, процесс поимки которых очень сложен. Некоторые птицы научились использовать примитивные орудия для разделывания пищи (кактусы, палочки, камни). Взаимосвязи в сфере заботы о потомстве тоже сложнее. Выбор места для гнезда, охрана территории, выкармливание и обучение птенцов - в этих сферах врождённые и приобретенные элементы поведения тесно связаны. Впервые птицы могут обогащать свой опыт через наблюдение. Птенцы стервятников, как только начинают ходить, исследуют камни. У врановых - локомоторная игра в зависимости от условий обитания. Особенно разнообразна такая игра в условиях города, где птицы могут использовать предметы: катание, отнимание. Локомоторно-манипуляционная игра: ворона кидает по водосточной трубе камень и внизу пытается его поймать. Развито исследовательское поведение (его трудно иногда отличить от манипуляционной игры, т. к. часто одно перерастает в другое). В экспериментальных ситуациях птицы легко обучаются различным инструментальным действиям, эти навыки образуются очень быстро (до 10 сочетаний).

23. Простейшие виды регуляции в поведении животных: таксисы и тропизмы

Таксисы (от греч. taxis - расположение по порядку) - ориентирующие компоненты поведенческих актов, врожденные способы пространственной ориентации в сторону благоприятных (положительные таксисы) или неблагоприятных (отрицательные таксисы) условий среды. У растений аналогичные реакции выражаются в изменениях направления роста (тропизмы). По модальности воздействий различают фото-, хемо-, термотаксисы и т.д. Таксисы одноклеточных и многих низших многоклеточных животных представлены ортотаксисами (изменение скорости передвижения) и клинотаксисами (изменение направления передвижения на определенный угол). У животных с развитой центральной нервной системой и симметрично расположенными органами чувств возможен, кроме того, активный выбор направления передвижения и сохранение этого направления (топотаксисы). Они являются постоянными компонентами даже наиболее сложных форм поведения.

Тропизмы (от греч. tropos - поворот, направление) - движения (рост) растений в определенных направлениях, вызванные односторонним воздействием факторов внешней среды (света, земного притяжения, химических веществ и т. д.). Попытка объяснить на основе тропизмов поведение организмов, обладающих нервной системой, была предпринята Ж. Лебом, концепция которого, строившаяся на принципах механистического детерминизма, оказалась научно несостоятельной.

Некоторые модели для поиска зачатков мышления у животных: - Проблемные ситуации, для выхода из которых «нет готового решения»: тесты, требующие применения орудий тесты, требующие использования «эмпирических законов» (по Л. В. Крушинскому); - Модели, основанные на операции обобщения: «Счет» способность к оценке числовых и количественных параметров numerical competence «Языки посредники» (антропоиды, попугай, дельфины)

Методики изучения «орудийных» действий у шимпанзе Добывание приманки из трубки (1930 -1970 гг.) (опыты Л-Котс, 1958) Шимпанзе «заклинил» крышку с помощью палки, чтобы добыть приманку (опыты Фирсова) Использование «ключей» (А. И. Счастный) Тушение огня для получения приманки (Денисов, Вацуро и Штодин, 1935)

Шимпанзе могут: применять орудие при первой же встрече с новой задачей; применять одно и то же орудие разными способами; решать одну и ту же задачу с помощью разных орудий; Могут последовательно использовать разные орудия для достижения одной и той же цели («подготовительные операции» по Леонтьеву). могут создать нужное орудие из самых разных заготовок (до 600 в опытах Ладыгиной-Котс); Можно предположить, что решение осуществляется благодаря тому, что 1. животное проанализировало условия задачи и представляет ее структуру (выявило «причинно-следственные» отношения между ее элементами); 2. сформировало «мысленный план» решения задачи, которое осуществляется в разных вариантах.

Сравнительная характеристика когнитивных способностей высших млекопитающих и птиц (комплекс тестов) Тесты Группы Хищные млекопит. Низшие обезьяны Антропоиды Вороны (попугаи) Элементарные логические задачи Экстраполяция Оперирование ЭРФ +++ -- +++* не изучены +++ ++ Орудийная деятельность Спонт. использ. орудий Комплекс тестов на подтягивание приманки за нити Установка на обучение Довербальные понятия -динго! -- -- +++ ++ + -- Обобщение

B. Ph. Smith, R. G. Appleby, C. A. Litchfield Spontaneous tool-use: An observation of a dingo (Canis dingo) using a table to access an out-of-reach food reward. Behav. Process. (2011), doi: 10. 1016/j. beproc. 2011. 004 Australian Dingo Foundation, Victoria, Australia School of Environmental Science, Griffith Univ. , Australia School of Psychol. , Social Work, and Social Policy, Univ. of

Орудийная деятельность антропоидов в природе и в приближенных к ней условиях: Вклад этологии в изучение орудийной деятельности животных; Примеры спонтанного использования орудий в природе и в приближенных к ней условиях – «инсайт» ; Орудийная деятельность как результат формирования «культурных традиций» .

Проект «Открытие» (Dr. M. Bobec) Поведение горилл в Пражском зоопарке 4 видеокамеры on line www. rozhlas. cz/odhaleni Проф. M. Vancatova Зарегистрированы многочисленные примеры новых способов спонтанного употребления w орудий в неволе w w. r o z h l a

2. Use of a box as a table or tray Adult male Richard used the box as a table or tray in which he takes cake. He walked in bipedal position, he has a box with cake in the hands and continuing bipedal walking.

Всего зарегистрированы сотни эпизодов употребления разных орудий (более 10 типов) у 3 особей. Наиболее изобретательна подросток самочка Мойя:

Мойя дважды делала из стружки «калоши» для перемещения по мокрому полу или по снегу Vancatova M. Tool behaviour in higher primates // Вестник НГУ. серия: Психология. 2008 а. Т. 2, вып. 2, С. 61 -69.

Мышление человека это процесс обобщенного и опосредованного отражения действительности, при котором субъект оперирует различными видами обобщений, включая образы, понятия и категории, составляющие внутреннюю картину его мира. Мышление – это отыскание и открытие существенно нового, решение задач в неожиданно возникших ситуациях, для которых нет «готового» решения.

Наблюдения за поведением группы горилл в Пражском зоопарке (проект Odhaleni – Открытие, 2005 -2009), подтвердили данные В. Келера о способности высших обезьян целенаправленно использовать орудия в разных непредвиденных ситуациях. www. rozhlas. cz/odhaleni Vancatova M. Tool behaviour in higher primates // Вестник НГУ. серия: Психология. 2008 а. Т. 2, вып. 2, С. 61 -69.

Самка орангутана Карта в зоопарке Аделаиды (Австралия) употребляла подручные предметы в разнообразных ситуациях, в том числе для организации побега из вольеры.

Карта не только устроила замыкание, но также заранее соорудила самодельную лестницу из палок и травы, которая помогла бы ей перебраться через край вольера.

Т. обр. , данные В. Келера и др. исследователей о способности антропоидов к изготовлению и употреблению орудий в новой ситуации (без слепых проб и ошибок – «инсайт») и об операциях, которые лежат в основе «инсайта» , нашли подтверждение в работах современных этологов, наблюдавших за поведением антропоидов в условиях, приближенных к естественным.

Т. обр. , данные В. Келера и др. исследователей о способности антропоидов к изготовлению и употреблению орудий в новой ситуации (без слепых проб и ошибок – «инсайт») и об операциях, которые лежат в основе «инсайта» , нашли подтверждение в работах современных этологов, наблюдавших за естественным поведением антропоидов.

Вклад этологии в изучение мышления животных 1. Длительные и регулярные наблюдения в природе выявили ряд проявлений мышления животных, ранее не описанных в лабораторных экспериментах. 2. Знание полного репертуара форм поведения, специфичных для данного вида, позволяет точнее определять природу поведенческих актов, которые ранее ошибочно относили к проявлениям мышления.

… «интеллект животных способность к рациональным действиям» (примеры из наблюдений за собаками). … «снижение роли инстинктов было необходимой предпосылкой для появления особой, чисто человеческой свободы действий» … «пластичность поисковой фазы инстинктивного поведения наряду с обучением обеспечивается и более сложными когнитивными процессами» . К. Лоренц

… «присущая животным способность к примитивным формам предвидения и улавливания причинно следственных связей послужила основой для появления соответствующих особенностей поведения человека» . N. Tinbergen, 1965

1960 – 1970 -е гг. : Начало долгосрочных наблюдений за поведением животных в среде обитания Дж. Гудолл (род. 1942) – изучение поведения шимпанзе в природе. Дж. Шаллер (род. 19. .), Д. Фосси – изучение поведения горилл в природе. Лабораторные данные об орудийной деятельности антропоидов получают постоянное подтверждение и дополнение благодаря наблюдениям этологов.

1960 – начало работ в Гомбе Стрим 1977 – основание Института Дж. Гудолл для поддержки заповедника Гомбе. Стрим в Танзании и для борьбы за гуманное обращение с шимпанзе. Дж. Гудолл – «Дама. Командор ордена Британской империи» . Декабрь 2010 – конф. в Лондоне, посвящ. 50 -летию работ в основанном Дж. Гудолл центре изучения шимпанзе в Гомбе-Стрим (Танзания).

Исследования в Гомбе Стрим (Танзания). 1960 г. по наст. время Дж. Гудолл «В тени человека» ; «Шимпанзе в природе: поведение» ; «Моя жизнь среди обезьян»

Вклад этологии в изучение орудийной деятельности животных: Доказано, что шимпанзе пользуются орудиями (камни и палки) в природных условиях Дж. Гудолл (1992)

Шимпанзе Майк использовал канистры из-под керосина для усиления эффекта своих социальных демонстраций Дж. Гудолл «В тени человека» 1992

Вот как этот случай описывает Джейн Гудолл: "Целенаправленное планирование Майка было самой поразительной чертой его восхождения к статусу альфа самца. Например, однажды, когда метрах в 10 от него группа из шести взрослых самцов занималась грумингом, Майк после 6 минутного наблюдения за ними встал и двинулся к моей палатке. У него была гладкая шерсть, и он не проявлял никаких видимых признаков напряженности. Он подхватил две пустые канистры и, держа их за ручки, по одной в каждой руке, пошел (выпрямившись) на свое прежнее место, сел и уставился на других самцов, которые тогда все были более высокого по сравнению с ним ранга.

Самцы продолжали спокойно обыскивать друга, не обращая на него внимания. Спустя секунду Майк начал едва за метно раскачиваться из стороны в сторону, а шерсть его слегка вздыбилась. Остальные самцы по прежнему игнорировали его присутствие. Постепенно Майк стал раскачиваться сильнее, шерсть на нем полностью ощетинилась, и с ухающими звуками он внезапно бросился прямо на старших по рангу, ударяя канистрами впереди себя. Остальные самцы убежали. . . [. . . ]

Этот прием оказал такое устрашающее действие на его соперников, что через четыре месяца он превратился из самца низкого ранга среди 14 самцов в бесспорного лидера; физической атаки со строны Майка не было отмечено ни разу". Джейн Гудолл. Шимпанзе в природе: поведение. М. , «Мир» , 1992 г. , с. 439, 562.

Раньше считалось, что шимпанзе единственный кроме человека вид, который в природе использует различные орудия для решения разных задач камни, палки (Гудолл, 1963, 1992; Mc. Grew, 1975); «копья» для охоты на гверец (2006) В 2000 -е гг. установлено, что: Гориллы – изготовляют и используют палки (2005). Орангутаны – используют палки для добывания рыбы (2008).

Орангутаны изготовляют «копья» для добывания рыбы (2008) ССЫЛКА В некоторых популяциях поддерживаются традиции: Øиспользование палок для извлечения насекомых; Øиспользование листьев в качестве шляп от дождя; Ø « » в качестве гигиенических салфеток; Ø « » для предохранения рук от колючек; Øв редких случаях – пучки листьев служат «куклами» .

Горилла делает палку и с ее помощью переходит через канаву T. Breuer, 2005. Национальный парк в Конго)

Антропоиды могут использовать одно и то же орудие для решения разных задач (например, губкой из листьев можно собрать и мякоть фрукта из оболочки, и содержимое полости черепа добычи), так же как и в экспериментальных условиях (Mc. Grew, 1975)

Шимпанзе в природе cпособны применять разные орудия для достижения одной и той же задачи например, для ужения термитов из термитника они используют: кусочки коры, прутики, виноградные усики и т. п. Можно сказать, что они имеют «набор инструментов» (Mc. Grew, 1975) По-видимому, они реализуют при этом «мысленный образ» необходимого им орудия.

Вклад этологии в изучение мышления животных 1. Длительные и регулярные наблюдения в природе выявили ряд проявлений мышления животных, ранее не описанных в лабораторных экспериментах. 2. Знание полного репертуара форм поведения, специфичных для данного вида, позволяет точнее определять природу поведенческих актов, которые ранее ошибочно относили к проявлениям мышления. (Канон К. Л. Моргана)

Согласно современным представлениям в основе адаптивности поведения животных лежат не ИНСТИНКТ только инстинкты и Врожденные формы способность к поведения обучению, но также и элементарное МЫШЛЕНИЕ (РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ) Экстренное решение новых задач по Крушинскому, 1977, 2010 ОБУЧЕНИЕ Различные формы приобретения опыта

Внешне сходные орудийные действия у дарвиновых вьюрков (инстинкт) и сойки (инсайт, мышление) имеют разную природу

Поведение животных по МЫШЛЕНИЕ ИНСТИНКТ (РАССУДОЧНАЯ Крушинскому, 1977 ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ) Дарвиновы вьюрки ИНСТИНКТ Врожденные формы поведения ОБУЧЕНИЕ Мышление МЫШЛЕНИЕ (РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИНСТИНКТ ОБУЧЕНИЕ Сойка

Внешне сходные орудийные действия шимпанзе могут иметь совершенно разную природу Спонтанное применение орудий: Канзи пытается открыть машину с помощью отвертки (нет «готового решения») «Ужение» термитов – результат социального обучения «культурная традиция» некоторых популяций шимпанзе

Поведение животных по Крушинскому, 1977 ОБУЧЕНИЕ Мышление Ужение термитов у шимпанзе ИНСТ ИНКТ МЫШЛЕНИЕ (РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ) Канзи открывает машину ИНСТИНКТ ОБУЧЕНИЕ

В природных условиях употребление животными орудий может быть не только проявлением акта мышления, но может отражать: Øналичие врожденной программы (инстинкт); Øналичие «культурной традиции» , сформировавшейся в результате обучения (в том числе путем подражания).

Формирование культурных традиций в популяциях животных происходит благодаря социальному обучению: обучение путем подражания, путем наблюдения (observational learning); социальное облегчение (social facilitation – синицы, открывание бутылок). См. Резникова Ж. И. Интеллект и язык животных и человека. М. : ИКЦ «Академкнига» . 2006; Резникова Ж. И. Социальное обучение у животных. Природа, 2009. № 5, C. 3 -12.

Классификация форм индивидуальноприспособительной деятельности 1. неассоциативное обучение, 2. ассоциативное обучение, 3. – подражание, 4. когнитивные процессы по Manning, Dawkins (1992), Дьюсбери (1981), Thomas (1996), Pearce (1998). (см. Зорина, Полетаева, 2001, гл. 3)

У животных подражание лежит в основе «культурной преемственности» . Оно способствует распространению и закреплению в группе или в популяции полезных навыков, приобретенных отдельными особями.

Роль подражания в создании особенностей пищевого поведения как «культурной традиции» , характерной для некоторых популяций животных в природе мытье бататов у японских макаков; использование горячих источников японскими макаками; «ужение» термитов и разбивание орехов у шимпанзе; разбивание раковин у калифорнийских каланов; изготовление орудий у новокаледонских ворон; расклевывание фольги на молочных бутылках синицами в Великобритании.

Японские макаки «мойщики картофеля» 16 месячная самка Имо в 1950 г. впервые помыла картофель, прежде чем съесть. Ей подражали только молодые животные. В настоящее время картофель моют все обезьяны поголовно.

Купание японских макаков в теплых источниках – также культурная традиция – результат подражания действиям первой «купальщицы»

Расклевывание фольги на молочных бутылках синицами в городах Великобритании (social facilitation) (50 -е гг. ХХ в.)

Шимпанзе в Goualougo Triangle (Конго) усовершенствовали «удочку» для ловли термитов. Они брали крупные стебли, очищали их от листьев, а конец превращали кисточку при помощи зубов. Такой удочкой шимпанзе достают в десять раз больше насекомых, чем обычно. Sanz С. . Biology Letters doi: 10. 1098/rsbl. 2008. 0786 Sanz, C. , Morgan, D. 2010. Complexity of chimpanzee tool using behaviors. In E. V. Lonsdorf, S. R. Ross, and T. Matsuzawa, The Mind of the Chimpanzee: Ecological and Experimental Perspectives. Chicago, USA: University of Chicago Press.

The standard models fared relatively poorly, picking up termites 18% of the time and averaging just one insect every four attempts. The brush tipped tools were dramatically more successfully they gathered termites on 76% of fishing attempts and netted about 5 insects per go, almost 20 times as many as the unmodified tools. The results clearly show that this particular group of chimps have improved on the standard blueprint of fishing sticks and they craft these tools with specific design in mind. Surely not long then before they design a stick with a corkscrew, nail file and small pair of tweezers in it too. . .

Шимпанзе используют палочки для выуживания муравьёв и термитов из пней. При этом в некоторых группах принято специально обкусывать такие палочки. Иногда термитов выкапывают с помощью палки, используемой как лопата, даже с упором ногой в торчащие вбок ветки. Другие шимпанзе раскалывают орехи камнями, камни при этом не обрабатываются, но подыскиваются определённой формы, один камень служит наковальней, другой – молотком; шимпанзе хранят эти камни в удобных местах и, возвращаясь на место после отсутствия, отыскивают старые орудия, а не находят новые.

Третьи шимпанзе изготовляют из широких листьев "кружки" для воды или делают из жёванных листьев губки для собирания воды из пней. Описано изготовление шимпанзе "копий", заострённых с помощью зубов и используемых для охоты на галаго и гверец.

Существуют особые традиции использования подобных орудий, свойственные отдельным популяциям обезьян. Если в популяции поддерживается несколько традиций, говорят о возникновении «культуры» . Поскольку шимпанзе достаточно легко переходят из одной группы в другую, культурные навыки могут передаваться из группы в группу. !!! Новые навыки теряются, если ни один представитель молодого поколения не научился им.

«Ужение термитов» – результат «культурной преемственности» освоения навыков «ужения» путем подражания старшим Детеныши шимпанзе постепенно осваивают технику «ужения» , присутствуя при кормежке матерей и др. взрослых животных. Самостоятельно в возрасте 4 5 лет.

Одни популяции шимпанзе в Гомбе-Стрим разбивают пальмовые орехи камнями-молотками на камнях-наковальнях, другие популяции – деревянными молотками, третьи вообще не едят орехов несмотря на их изобилие. Гудолл, 1992.

Ископаемый каменный «молоток» , который шимпанзе использовали 4300 лет назад. (Таи, Коте д’Ивуар, Африка) J. Mercader

!!! Только антропоиды (и, возможно, дельфины) способны сознательно обучать детенышей и исправлять их неправильные действия

Г. Ф. Хрустов «Критерий человека» . 1994. Изготовление орудий с помощью других орудий доступно только человеку и до недавнего времени не было обнаружено у человекообразных обезьян.

Попытка научить бонобо изготовлять орудие с помощью другого орудия: роль подражания действиям человека. Эксперименты S. Savage-Rumbaugh & N. Toth (1993) N. Toth – археолог, специалист по материальным культурам древнего человека, работал в Олдувайском ущелье. Цель опытов – попытаться воспроизвести процесс изготовления орудий предками человека на ранних стадиях антропогенеза.

Сначала Канзи делал кремневые «ножи» , подражая экспериментатору, а затем придумал три своих собственных способа. Заготовки взяты в Олдувайском ущелье

Подражание человеку: Канзи разбивал заготовки каменным «молотком» и образовавшимся «ножом» разрезал веревку, закрывающую контейнер с приманкой. Инсайт – изобретение собственных способов изготовления «ножа»: 1 разбивал заготовку о бетонный пол; 2 то же после того, как освободил бетонный пол от коврового покрытия; 3 на мягком грунте разбивал лежащую заготовку, бросая в нее «молоток» .

Поведение животных по Крушинскому, 1977 Орудийная деятельность шимпанзе в природе ОБУЧЕНИЕ Различные формы приобретения опыта Обучение путем подражания человеку ИНСТИНКТ Мышление МЫШЛЕНИЕ (РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Изобретение 3 собственных способов изготовления «ножа» ОБУЧЕНИЕ ИНСТИНКТ

Таким образом, наблюдения за орудийной деятельностью шимпанзе в природных условиях и за ее спонтанными проявлениями в неволе демонстрируют, что в основе внешне сходного поведения могут лежать разные механизмы.

Игра в «куклы» - традиция в некоторых популяциях шимпанзе Sonya M. Kahlenberg, Richard W. Wrangham. Sex differences in chimpanzees" use of sticks as play objects resemble those of children // Current Biology. V. 20. P. R 1067–R 1068.

Во-первых, данное поведение достоверно чаще наблюдается у девочек, чем у мальчиков. Это нельзя объяснить просто тем, что самки вообще чаще возятся с предметами. Другие виды деятельности, связанные с использованием предметов, наоборот, характерны больше для самцов. Например, самцы чаще используют палки в качестве оружия в агрессивных стычках, а листья - для вытирания разных частей тела. У самцов этого шимпанзиного племени, между прочим, существует обычай вытирать листьями свои гениталии после копуляции. Самки не используют листья в гигиенических целях. Во-вторых, деревянные «куклы» никогда не используются для иных целей: ни как оружие, ни как палки ковырялки. Самки чаще самцов используют палочки в качестве зондов или щупов, чтобы проверять дупла, где может быть вода или, скажем, пчелиное гнездо с медом. Однако такие палочки зонды совсем не похожи на деревяшки, используемые в качестве кукол. «Куклы» гораздо толще и тяжелее.

В-третьих, в отличие от всех остальных способов использования палок, игры в «дочки матери» полностью прекращаются с рождением первого детеныша. Изредка за игрой в куклу удавалось застукать и взрослую самку, но это всегда оказывалась самка, не имеющая пока собственных детей. Авторы отмечают, что в других группах диких шимпанзе, за которыми ведутся наблюдения, отмечались только отдельные случаи похожего поведения. Например, одна юная самка в Боссу (Bossou) в Гвинее нянчила деревяшку совсем как ребенка, пока ее мать ухаживала за умирающей младшей сестрой (см. видеофильм об этой трагической истории). Но регулярных игр в дочки матери в других коллективах шимпанзе не замечено. Следовательно, это не чисто инстинктивное поведение, а основанный на врожденных психологических склонностях культурный феномен, местная традиция, передающаяся путем подражания. Дети не могут научиться игре в куклы у своих матерей, потому что матери никогда этим не занимаются. Значит, они учатся друг у друга. До сих пор подобные «детские традиции» были известны лишь у людей. Вот и еще одна «чисто человеческая» черта оказалась общей для людей и шимпанзе.

Традиции в использовании форм общения. Разные способы приветствия. Есть группы шимпанзе, в которых принято рукопожатие. Hand-clasping grooming Пристальный взгляд и оскал у обезьян, как и у человека, означают угрозу, ласковое прикосновение и поглаживание – дружелюбие. Шимпанзе смеются.

F. De Waal Palm to palm form of grooming hand-clasp among adults male chimpanzees from Mahale. web. infoseek. co. jp

Эксперименты показали, что: v. Низшие приматы не способны применять орудия по собственной воле. Фирсов и мн. др. v. При обучении применению орудий капуцины не прогнозируют результата своих действий и не вырабатывают «обобщенного способа действия» в отличие от шимпанзе Новоселова, 1996; 2001. v. Они осваивают орудия в результате долгого обучения методом проб и ошибок и поддерживают в некоторых популяциях как «культурную традицию» Ладыгина-Котс, 1923; Visalberghi, 1995.

НО… Известно несколько популяций низших обезьян, которые из поколения в поколение используют орудия благодаря культурной преемственности – формированию навыков путем подражания и методом проб и ошибок.

Традиция использования камней Макаки-крабоеды научились камнями разбивать твердые раковины моллюсков. Они живут на островах индонезийского архипелага, большую часть своей пищи добывают около воды или в воде; они хорошо плавают и даже ныряют в поисках добычи, а молодежь барахтается в воде ради развлечения.

Техника разбивания орехов бородатыми капуцинами передается путем культурной преемственности Взрослые самка (a) и самец (b) бородатого капуцина увлечённо разбивают орехи (фото Elisabetta Visalberghi).

Шимпанзе в Гомбе Стрим бросают палки в павианов, а павианы в шимпанзе – никогда, хотя они не превосходят их по миролюбию. Гудолл, 1992

!!! Особенности методологии изучения мышления животных: Канон К. Л. Моргана ("правило экономии"): "то или иное действие ни в коем случае нельзя интерпретировать как результат проявления какой-либо высшей психической функции, если его можно объяснить на основе (1852 – 1936) наличия у животного способности, занимающей более низкую ступень на психологической шкале".