Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуке реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Анализ стихотворения «Творчество» Брюсова
Стихотворения Валерия Яковлевича Брюсова во многом наполнены символизмом и образностью. Они не всегда понятны читателю с первого раза, в них нужно вникать, перечитывать несколько раз, чтобы полностью осознать и впитать в себя их многогранные смыслы. Для неподготовленного читателя его произведение «Творчество» может показаться бредом умалишенного человека.
«Творчество» было написано в марте 1895 года. Оно вошло в первый сборник стихотворений «Шедевры». В этом стихотворении поэт отображает сам процесс создания чего-то нового, творческий процесс, не совсем понятный обывателю. Именно эта непонятность, образность навевает на читателя ощущение безумия.
В стихотворении нет ни четкого лирического героя, ни логически связанных явлений. Все представляемое – образы, символы, процесс. В некой степени творчество противопоставляется логике, оно эфемерно, нелогично, разорвано. Творческий путь окутан тайной, мраком, размытыми несуществующими созданиями и тенями. Тайна эта раскрывается лишь тогда, когда процесс завершен, когда творец достигает желаемого и являет свое произведение миру.
Подчеркивает необычность и даже некий мистицизм и композиция стихотворения: каждая последняя строка в четверостишии повторяется во второй строке следующего. Это создает некую цикличность, замкнутость созидания. Образы в произведении создаются с помощью своеобразной лексики – «фиолетовые руки на эмалевой стене», «лопасти латаний», «звонко-звучная тишина».
Брюсов использует такие нехарактерные для литературы приемы, как цветопись и звукопись. Весь текст пронизан фиолетовыми и лазурными оттенками, эмалевая стена создает ощущение белого, хотя имеется в виду вовсе не ее цвет, а текстура. Аллитерация создает музыкальность произведения, несмотря на отсутствие какой-либо динамики. В совокупности поэт представляет странный, фантастический мир творческого процесса, наполненный цветом, звуком и, как ни странно, звонко-звучной тишиной.
Произведение написано четырехстопным хореем, стопа двусложная с ударением на 1-м слоге, рифма перекрестная, с чередованием мужской и женской. В качестве литературных приемов используются эпитеты («фиолетовые руки», «на эмалевой стене»), метафоры («звонко-звучная тишина», «месяц обнаженный»), олицетворения («киоски вырастают», «звуки ластятся», «трепещет тень»).
Творчество иллюзорно и бесконечно, его нельзя постичь в полной мере. Иллюзорный образ растает, рассыплется на ярком свету под взором критика, не давая рассмотреть себя стороннему глазу, ибо такова его хрупкая природа.
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне...
Звуке реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Свое стихотворение В. Я. Брюсов написал 1 марта 1895 года. Это стихотворение вошло в его первый сборник лирики.
Читая стихотворене "Творчество", невольно задумываешься: "Кто мог написать эти строки? Безумец, место которому только в психиатрической больнице". Так считали и многие современники автора этих строк. Действительно, в стихотворении все необычно, не укладывется в рамки сознания. "Фиолетовые руки", которые "чертят звуки", "месяц обнаженный", "звуки ластятся"...Бред, абсурд!
Но если взглянуть на картины Марка Шагала, кубические лица Пикассо - увидим, что само искусство того времен было абсурдным, но не лишенным смысла. Все это объясняется тем, что эпоха рубежа веков требовала новых форм в искусстве.
Необходимо также помнить, сто Брюсов- "отец русского символизма". Именно ему принадлежат слова, что "символизм - поэзия намеков"
Валерий Брюсов ворвался в мир стихов в конце девятнадцатого столетия как представитель «молодой», новой поэзии (символизма), создаваемой им по примеру французов Верлена, Маларме и Рембо. Но не только символизм интересовал в то время молодого поэта. Как-то он озадачил публику своим эпатажным моностихом о бледных ногах, заявив тем самым о праве художника на не ограниченную творческую свободу. На счастье ценителей поэзии, Брюсов не ограничился только экспериментами: он развивал свой поэтический талант, наполняя произведения историческими событиями и образами из собственной жизни. Зачастую героями своих стихов он делал сильных личностей, персонажей истории или мифов, находясь под влиянием философии Ницше. Появление все новых и новых сборников являлось иллюстрацией того, как росло и крепло поэтическое мастерство Брюсова.Но свободу ценил поэт превыше всего. В его раннем стихотворении под названием «Творчество» конкретного героя нет, вернее, он – созерцатель. И его глазами читатель видит происходящее.Но анализ стихотворения Брюсова «Творчество», как и всякого другого произведения, необходимо начать с указания дня и года его создания. Оно было написано первого марта 1895 года и вошло в сборник «молодых» стихов «Шедевры».Анализ стихотворения Брюсова еще раз подтверждает основную мысль автора о том, что художник свободен в выборе
темы, и ею может стать даже мистический процесс созидания.О том, что произведение относится к символизму, говорит многое. Например, лексика, которую использует автор для изображения странных, необычных образов: лопасти латаний (растопыренные в виде пятерни листья), словно фиолетовые причудливые руки на стене эмалевой чертят не линии, а звуки, не нарушая при этом «звонко-звучной тишины». Перед читателем предстает странный фантастический мир: возникают ниоткуда прозрачные беседки («киоски»), «несозданные» создания, блестящие в свете двух лун, вернее, лазоревой луны и «обнаженного» (без облаков) месяца. И весь этот процесс окутан тайнами и снами.Анализ стихотворения Брюсова выявил использование таких выразительных средств, как цветопись и звукопись. В тексте будто бы присутствуют фиолетовый и лазоревый цвета, а эмалевая стена почему-то ассоциируется с белым, хотя, видимо, имелось в виду качество ее поверхности – гладкость. Сонорность часто повторяемых «л», «р», «м» и «н» призвана создать ощущение медленности, плавности движений, будто все происходит под водой. Музыка этого стихотворения завораживает!Композиционно оно построено оригинально: последняя строка четверостишия становится второй в следующих четырех строках. Анализ стихотворения Брюсова показывает, что строки, повторяясь, сцепляются друг с другом, создавая сплошной поток фантастического сознания и чувств. Брюсов стихотворение «Творчество» разворачивает медленно, как бы говоря, что ничто не создается сразу, никогда нельзя знать ничего наверняка. Образы зыбки, нечетки, они постепенно угадываются лирическим героем. Возможно, этот мучительный процесс исканий сути и называется «мукой творчества»? се стихотворения Брюсова, посвященные процессу творения, объединяет одна главная идея: творчество бесконечно и свободно, его нельзя постичь, оно боится ясности и громогласности. Как только иллюзорный образ оказывается на ярком свету под взором пытливого критика, он тот час же рассыпается, не давая никакой возможности пристально и внимательно его изучить. Такова его воздушная и хрупкая природа!
Созданное в 1895 году В.Я. Брюсовым стихотворение «Творчество» было единственным произведением, где он достиг идеального воплощения теории символизма. Сам Брюсов в письме к П.П. Первову выразил полнейший восторг по поводу своего же собственного стихотворения:
«…Дал я… два Ultra символических стихотворения»…
Но я не могу понять, почему он назвал его «ультрасимволическим
»?
Ведь по теории символизма стихотворение должно содержать хотя бы зачаток мысли, а «Творчество» целиком состоит из одних повторов, чувств, эмоций. В нем нет даже намека на логические явления. Оно не вызвало у меня никакого настроения, ни определенного чувства, но привлекло, заворожило несоотносимостью словосочетаний. Например, словосочетание «звонко-звучная тишина
» меня с самого начала чем-то заворожило.
Тишина – это ведь, когда нигде не слышится ни звука, ни шороха, а тут она становится «звонко-звучной». И, ввиду заинтересованности в дальнейшем развитии стихотворения, я продолжала чтение и, что же увидела: «Выходит месяц…при… луне ». Конечно, это противоречит логике и естественному ходу событий, но именно благодаря этим антитезам автор привлекает все наше внимание.
Читая стихотворение, я видела комнату с большим чуть растворенным окном, из которого чуть веял легкий весенний ветерок. Около окна дома растет дерево, которое легонько постукивает своими ветками по стеклу.
Каждое шорох, происходящий в стихотворении, мы слышим благодаря звучной аллитерации:
…Зв онко-зву чная тиш ина…
…С лов но лопаст и л ат аний.
Может антитезу «Звонко-звучная тишина
» можно объяснить тем, что посвистывание ветра, проникшего в комнату, и стук веток по стеклу – это тоже звук. А в тишине даже такие незначительные звуки кажутся громкими.
С помощью ассонанса я почувствовала слегка уловимый аромат. Нет, это не духи, это что-то другое, что-то более легкое, неуловимое… Может аромат цветов, свежих дров, лежащих у камина или печки.
Тайна со зда нны х со зда ний
С ла ско й ла стя тся ко мне .
А из окна виднеется растущая луна. Почему именно растущая? Для меня она олицетворяет зарождение чего-то нового и надежду на лучшее будущее… Свет от луны льется в комнату и оставляет на кафеле камина или печке («эмалевой стене ») тени от веток дерева («лопасти латаний »).
В стихотворении преобладают существительные, что, по-моему, говорит о том, что Брюсов хотел показать не действие, происходящее в данный момент, а вещи, свои ощущения от окружающей действительности. Хотел показать, что ночь завораживает, что даже взрослый человек умеет мечтать.
Все в стихотворении символично, даже цвета, используемые автором. Например, лазоревый (красный), фиолетовый – насыщенные, яркие оттенки, которые надолго остаются в памяти читающего. А, как мы помним, это одно из главных требований для символического произведения – запоминаемость образов.
Для того, чтобы увеличить эстетическое воздействие на читателя, подчеркнуть великолепие языка, автор употребляет изобразительно-выразительные средства – тропы.
Понять и прочувствовать содержание помогают эпитеты: несозданные создания, фиолетовые руки, прозрачные киоски, лазоревая луна, месяц обнаженный .
Тень…, словно лопасти латаний
Киоски…, словно блестки.
Чтобы придать стихотворению наибольшую выразительность, легкость, мелодичность, Брюсов использует перекрестную рифму.
Тень несозданных созда´ний
Колыхается во сне´
Словно лопасти лата´ний
На эмалевой стене´
Многоточие, использованное в стихотворении, дает нам время, шанс увидеть то, как луна восходит на небосклон.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
У этого стихотворения есть одна особенность, характерная только для творчества Брюсова, в нем последняя строка становится второй в следующей строфе. Кроме того в нем использованы слова: «тень», «тайна», «тишина», «сон», «ночь», которые свойственны лексике символистов. Но, по-моему, чувствуется явный перебор. Может, поэтому Брюсов назвал стихотворение «Творчество» двойным Ultra символическим произведением.
ТВОРЧЕСТВО Валерий Брюсов
Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене. 1 марта 1895г. В последние годы девятнадцатого столетия символизм как литературное направление процветал во Франции, оставаясь почти совершенно неизвестным в России. В 1892 году Валерий Брюсов, учившийся тогда в московской гимназии, прочел статью о французских символистах и загорелся идеей создать подобное направление в искусстве на русской почве. "Что, если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений. То же, если я вздумаю на языке Пушкина выразить ощущения Fin de siХcle!" -- пишет Брюсов в дневнике в 1893 году. Символизм для Брюсова 90х годов - это "поэзия намеков", туманная и зыбкая реальность, взывающая к чувствам человека, столь же смутным и далеким от логики, как и сама поэзия. Он начинает с переводов, преимущественно стихов Верлена, а немного позже создает и собственные произведения в духе символизма. Когда в 1895 году стихотворение "Творчество" выходит в свет, оно возмущает читающую Россию до глубины ее ортодоксальной души. К чему, собственно, и стремился Брюсов. Весь его облик, манера разговора, вся его жизнь того времени преследовала одну цель: эпатировать публику, доказать, что возможно все, привлекать внимание - к себе, к поэзии, к символизму. Символисты стремились перелить жизнь в искусство, а искусство в жизнь, сломать прозрачную, но прочную грань, которая отделяла классическую поэзию, полную условностей, от реальной жизни. Стихотворение "Творчество" вполне отвечало задуманным целям. Литературная общественность, авторы и критики сочли три сборника под общим названием "Русские символисты" неудачной выходкой, а стиль молодых авторов - напыщенным. При этом, по форме стихи Брюсова вполне отвечают классическим представлениям. Шокировавшее общественность "Творчество" написано классическим четырехстопным хореем, с перекрестной рифмовкой, с чередующимися женскими и мужскими рифмами, с пятью строфами по четыре строки... Подчеркнутая классичность формы лишь оттенила модернизм содержания. Особенное возмущение вызвала "двойная луна", высмеянная В. Соловьевым в пародии на стих Брюсова. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Позднее были сделаны попытки найти рациональное, логичное объяснение нарисованному пейзажу: "лазоревая луна" -- это фонарь за окном, похожий на луну, в свете которого всходит подлинный месяц. Возможно, и так. Однако мне представляется, что Брюсов вполне мог пренебречь строгой логичностью, изображая "месяц" метафизический, символ нового творения, может быть, даже Творения... "Всходит месяц обнаженный при лазоревой луне..." Откровенность, открытость символистов, провозглашавших главным в поэзии - искренность, обуславливают наготу месяца. Все стихотворение есть развернутое описание таинственного процесса рождения, когда далекие, смутные звуки еще несотворенного творения тенью тени трепещут "на эмалевой стене", "словно лопасти латаний". Поэт уже священнодействует, он уже ищет созвучия, вслушивается в далекий шепот, и в самом обыденном, в бессмысленном, на первый взгляд, он видит приметы великого, в игре теней на эмалевой стене видит контуры звуков. Тема произведения со всей четкостью обозначена в его заглавии: "Творчество". Уже первая строка: "Тень несозданных созданий..." -- кричит во весь голос о том, что создания эти несозданы только пока, сама их "несозданность" подразумевает под собой возможность рождения, возможность, которая вот-вот осуществится. Тавтологический повтор лишь усиливает это ощущение, акцентируя внимание на создании, вопреки его временной не-созданности. Творчество, поиск, создание нового - неясный, над-разумный процесс, неподвластный логике, и, казалось бы, неописуемый по определению. Но Брюсов берет на себя смелость описать - и говорит о непознаваемом языком намеков, символов, набрасывая контуры и тут же размывая их смешением акварельных цветов. Все стихотворение "колыхается во сне", проглядывая сквозь сознание поэта, сквозь словесное кружево, словно водоросли сквозь толщу зеленоватой воды. Неожиданный, но психологически закономерный скачок мысли: так же, как тень несозданного, колыхаются тени латаний на стене перед глазами поэта. Из неосязаемого пространства творчества и метафизики мы рывком перемещаемся в пространство реальное, которое неожиданно оказалось совмещено с метафизическим. Дальнейшая метафора закономерна, если между перистыми тенями комнатных пальм и тенями "несозданных созданий" проведен знак равенства. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. Картина, привязанная к метафизике творчества игрой ассоциаций, явственно, почти фотографически нарисована метафорой: тени латаний, словно фиолетовые руки, колыхаются на эмалевой стене. Но уже в следующий миг поэт вновь смещает границы реальности, делая звук видимым, очерченным, и позволяя услышать тишину. Метафора развертывается, фиолетовые руки чертят по стене ритм рождающегося стихотворения. И звон тишины оглушающе врывается в сознание читателя, дважды подчеркнутый звукописью ("звонко-звучной", зв-зв) и эпитетом-оксюмороном (звонкое звучание тишины). Поэт уже уловил ритм, мелодику стиха, напряженная работа мысли -- и полная беспечность внешне; как бы скучающий взгляд перемещается к окну, мимоходом отмечая городской пейзаж. За окном, высвеченные "лазоревой луной" вырастают прозрачные киоски, в неверном свете перламутрово переливающиеся, "словно блестки". Первое четверостишье - прелюдия, оно задает настроение, заявляет о том, что "несозданные создания" уже готовы родиться. Второе - начало работы, творческий процесс уже набирает скорость, поэт вслушивается в тишину, вглядывается в тени - силясь разобрать контуры нового. Третье же четверостишье, разгар созидания, которое и формально, и семантически должно составлять центр всего стихотворения, неожиданно ровно повествует о стороннем пейзаже, словно бы сглаживая напряженность второй строфы. Сбавляя скорость? Нет, вовсе нет! Формальный центр при всей внешней небрежности (беспечный взгляд, ищущий убежища от скуки в заоконном пейзаже) и спокойствии звенит "звонко-звучной тишиной" творческого напряжения. Поэт не отвлекся от работы. Дело в том, что в процесс творчества включена уже не только комната, но и весь мир за окном, вся объективная реальность. Пространство раздвигается, послушное взгляду поэта, вырастая, обретая безграничность - и вмещается в творение, не теряя бескрайности. Сходный парадокс происходит и со временем. В третьем четверостишии Брюсов меняет темп, не сбавляя скорости и не меняя ритма. Почти полная неподвижность пейзажа - "прозрачные киоски", медленно, величаво вырастающие в свете луны, -- контрастируют с напряженностью мысли поэта, со скоростью мысли, которые не изображаются Брюсовым, дается лишь намек на них - в звоне тишины. Четвертая строфа знаменует следующий этап: контуры уже ясны, большая часть работы проделана, и -- Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне. Обнаженный месяц творчества противопоставлен "лазоревой луне" реального мира, опровергает ее, затмевает. Однако всходит в той же реальности, в том же пространстве и времени, что и луна. Метафизическая реальность творчества вновь накладывается на привычную нам, логичную реальность. "Месяц обнаженный" всходит символом созданного создания. Поэту удалось нащупать колыхавшиеся во сне тени звуков, приручить стихию слова - и вот уже он горделиво говорит: "звуки ластятся ко мне", -- прирученные звуки. Анафорическое начало -- Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне... -- замедляет темп, выравнивает его, придавая плавность. Поэт завершил свою работу, и теперь наслаждается своим трудом, созерцая родившееся. Звуки оживают в олицетворении, ласкаясь к своему творцу, как ребенок или кошка, сотворенное обретает жизнь, дышит - уже самостоятельно. Последнее, пятое четверостишье возвращает нас к началу: созданное создано, поэт завершил свою роль, позволив стихотворению родиться. Вся строфа - вязь повторов, замыкающая реальность в кольцо. Здесь нет ни одного нового образа: начало строфы ("Тайны созданных созданий") -- это слегка измененная первая строка стихотворения. Вторая строчка четверостишья ("С лаской ластятся ко мне") - повтором привязывает пятую строфу к четвертой. Образ, нарисованный в завершающих двух строках -- И трепещет тень латаний На эмалевой стене, -- это образ, возникший в начале стихотворения и завершающий его, подводя черту. На эмалевой стене и в "большом" мире за окном ничего не изменилось, а между тем процесс творчества завершился рождением нового. "Тень несозданных созданий..." -- звучит в самом начале произведения туманным обещанием. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне! -- гордо объявляет поэт в последней строфе. Две строки, созданное и несозданное противопоставляются друг другу, и однокоренной повтор четырежды подчеркивает идею создания, сотворения, утверждая торжество творчества. Все стихотворение в целом отличается кольцевой композицией. То, как перекликаются, соединяясь, первая и последняя строфы, я уже показала. Но это не единственный повтор в ткани стихотворения. Последняя строчка каждого четверостишья повторяется в следующей строфе, второй строкой. Вот строки с третьей по шестую: ...Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене... Строка, только что отзвучавшая, на какой-то миг притихшая, но еще дрожащая на языке, в сознании, в воздухе, отдается эхом, уже подхваченная в новой строфе. Благодаря этому все стихотворение пронизывает единая для всех четных строк рифма: во сне - стене; стене - тишине; тишине - луне; луне -- ко мне; ко мне - стене. Кроме того, необходимо отметить еще одну особенность в делении стихотворения на строфы. С одной стороны, такое разделение весьма закономерно и логично. Первая строфа передает состояние поэта до начала творения. Вторая - показывает, как вырисовываются основные контуры будущего произведения, ту напряженную минуту, когда несозданное создание в любое мгновение может сорваться обратно, в небытие, так и не воплотившись. Третья - формальный центр стихотворения, сам процесс творчества. Четвертая - завершение этого процесса. Пятая - возврат к началу, круг замкнулся, творение сотворено. Но несмотря на это разделение - закономерное с точки зрения как формы, так и содержания, -- стихотворение сохраняет удивительную целостность, напряженность, единство. "Творчество" можно сравнить с натянутой струной, дрожащей в "звонко-звучной тишине". Воедино стихотворение соединяют не только смысловые и лексические повторы, единая рифма, образы, перетекающие один в другой и переплетающиеся между собой, как тени латаний на эмалевой стене. Пять явственно выделяющихся частей спаяны настолько прочно, что каждое из них, прочитанное в отдельности, немедленно вытягивает за собой все остальные. Стихотворение звенит в особом ритме, замысловатом и четком, словно причудливый, элегантный и строгий узор. Еще одна нить, связывающая воедино все произведение - это цветовая гамма. Руки-тени фиолетовы, эмалевая стена отливает синеватым перламутром, прозрачные киоски отливают голубым в свете лазоревой луны... Сине-фиолетовая дымка лунной ночи окутывает все, то скрадывая мягким темным бархатом углы и грани, то наоборот резко высвечивая деталь: фиолетовые руки очерчены резко, и эта резкость веерных, перистых теней перечеркивает правильные линии комнаты со строгой геометрией стен, потолка, окна... Киоски, слегка поблескивая голубым перламутром, тают в лунном свете, просвеченные насквозь. "Творчество" Брюсова похоже на картины французских импрессионистов, где наибольшую четкость приобретают не контуры предметов, а контраст между светом и тенью. Внимание художника на грани не между эмалевой стеной и оконной рамой, а между бледно-фиолетовыми пятнами лунного света на предметах и контрастно темными тенями "рук" латаний. Эта гамма отражает состояние души поэта-художника. Во-первых, в подобном подходе ярко проявляется отношение символистов - как художников, так и поэтов, -- к миру в целом. по их убеждению, существует мир обыденный, реальный, привычный нам, -- и мир тайный, сокрытый от случайных взглядов, но раскрывающийся тому, кто сумеет открыться навстречу миру. Первый мир значим, но лишь постольку, поскольку в нем отражается второй, подлинный мир. И цель творческой личности - показать великое через обыденное, ткнуть спящую общественность носом в изнанку реальности. Ночь, время сна, тайны и творчества - идеальное время для того, чтобы разглядеть подлинную реальность. Странный, фиолетово-голубой, перламутровый мир, схваченный взглядом Брюсова, и есть мир подлинный, доступный лишь избранным. С этим миром схоже человеческое сознание: столь же зыбкое, текучее и переменчивое. Из глубин подсознания - или из высшей реальности -- из необъяснимого, странного, изначального бытия поднимаются звуки, слова, образы, воплощаясь в стихах и возвращаясь обратно, в вечное и предвечное сверхбытие. 10.05.2004
